Орхидея на лезвии катаны - [119]

- Согласись, и я верну тебе право голоса. – Непроизвольно поднимаю брови. – Обсудим весь твой список допустимых воздействий и да, хрен с тобой, со стоп-словами! Никто не узнает и не увидит тебя такой… любая твоя просьба будет услышана!

- Ты мне напоминаешь хитро***баного владельца торговой точки. – Если раньше я всего лишь защищалась искрометными фразами, пыталась хоть немного поникнуть под его броню, после последних слов меня накрыло чувством почти что отвращения. – «Только у нас вы можете вернуть просроченный товар, предъявив чек»! Ты мне чешешь про мои законные права, на которые тебе по**ать с высокой колокольни, умудряясь выставлять при этом условия? Это политика научила тебя трахать чужой мозг подобными эпитетами?

Моя отповедь не произвела на него ровным счетом никакого впечатления. Пальцы так и не перестали гладить дорогую кожу ошейника, в глазах промелькнула тень сожаления и чего-то еще, похожего на предвкушение.

Он был в выигрыше при любом раскладе. Мое согласие ломало мои крылья и приносило ему желаемое. Мое несогласие развязывало руки его тьме. Может, именно в тот момент он был готов позволить запуганной, но не сломленной окончательно Юльке Кравицкой сделать свой выбор и взамен согласиться на многое. Возможно, это было одно из тех редких просветлений, когда он мог отказаться от своих планов необоснованной мести ради одного прикосновения моей ладони и одного-единственного теплого слова, от которого сдвинулись бы литосферные плиты его черного отчаяния.

Я никогда не узнаю, как была близка к тому, чтобы мой кошмар прекратился раз и навсегда!

Пусть бы страх вылился с моими надсадными рыданиями, чтобы утихнуть в его руках.

Собственно, я и сейчас этого наверняка не знала.

То ли крик истерзанного сознания, то ли кинокадры будущего неподвластной разуму интуиции… Защитный купол идет трещинами, перед тем как осыпаться острыми фрагментами. Эта девочка с железной силой воли и неподвластной даже некоторым мужчинам стрессоустойчивостью совсем не падает на колени в эту россыпь осколков, надсадно рыдая от боли и осознания собственной капитуляции, как предполагала вначале. Она просто уверенно встает и посылает в топку здравый смысл и логику, которая бессильна перед отчаянным криком шестого чувства… если на колени, то не на свои… на чужие с последним хриплым выдохом уже в его губы со всей нерастраченной нежностью, которую она не подозревала в себе прежде. Ее пальчики сами скользят по контуру его лица, она ощущает желании согреть, прогнать тьму и всю ту боль, которая сжигала его сущность на костре своей черной агрессии все эти годы. От ее искреннего тепла где-то тает снег, мир меняется в лучшую сторону, а смертельный холод навсегда покидает их обособленную замкнутую зону единения. В этот момент она не помнит, что он причинил ей самой очень много боли, на пределе собственного отчаяния она расслышала его сдавленный вопль и просто не смогла пройти мимо. Ей не жаль. И она бы сделала это раньше. Но не факт, что это шестое чувство, а не галлюцинация вследствие перманентного шока…

- Ты сделала свой выбор, - я едва его слышу, больше всего мне хочется убраться отсюда… Встаю, избегая взгляда Лаврова, и сухо киваю, перед тем как выйти в коридор:

- Другого не будет.

Как скоро я об этом пожалею? Очень скоро. Но сейчас я не хотела об этом даже думать. Я не осознавала, что интуиция показала мне даже не будущее, нет. Таким могло быть наше настоящее в параллельной вселенной. Почему в параллельной? В этой я упустила свой шанс остановить один на двоих кошмар движением собственной ладони. Я просто удалялась от источника тепла уверенным шагом, оставив Диму в своем кабинете, не задумываясь о том, что шагаю навстречу адскому хаосу. Но подсознание так хотело принять за истину тот факт, что сегодня он был человечным и почти открытым, не способным причинить боль, что я чувствовала себя победительницей в этом поединке.

Глупая девочка Юля, которую ничему не научила эта сука-жизнь…

- Мама! – кинулась мне на шею Ева, когда я появилась на пороге родительского дома с большим тортом из французской пекарни и новой версией куклы-монстра в руках. Одной улыбки дочери было достаточно, чтобы послевкусие последнего разговора испарилось, словно его никогда и не было. В немалой степени моему восстановлению после насилия поспособствовал звонок от Бойко. Двум маленьким пациентам сделали операции по пересадке костного мозга в израильской клинике, и прогнозы были очень оптимистичны. Еще две девочки, четырех и семи лет, готовились к обследованию и последующему лечению. После вечера памяти Алекса фонду удалось собрать внушительную сумму, которая немедленно была распределена между больными лейкемией, сформирована очередь на обследование и лечение. Помогать было удовольствием. Нет, я не чувствовала себя богом. Я чувствовала себя живой и нужной этим маленьким отважным деткам, которые с самого рождения были вынуждены сражаться за свою жизнь.

- Ты выглядишь уставшей, - упрекнула мать. – Очень странно, учитывая то, что вы только что с островов.

- Акклиматизация, - отмахнулась я, без зазрения совести отрезая себе кусок высококалорийного тортика. Здесь я чувствовала себя в полной безопасности. Ева завела старую пластинку про тир, и в этот раз меня не ударило по нервам отрицанием с неприятием, нет. Я нашла в себе силы даже тепло улыбнуться: