Орган времени - [6]

– И как же вы? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Пытаюсь сам что-то сделать. Вот собрал устройство на собственные деньги, все проверил. Только это так и останется бесполезным, если не найдется человек, который мне поможет. Я ведь не могу сделать операцию сам себе, – он снова грустно улыбнулся. – А найти кого-то, кто согласится на смертельный риск… – он замолчал.

– За деньги, мне кажется, можно, – проговорил я.

– За деньги – наверное, – согласился он. – Но это ведь должны быть большие деньги – а где их взять? Я работаю в больнице, и зарплата у меня – сами понимаете.

– Да, – вздохнул я.

– Вот я и говорю, когда увидел вас там, на мосту, подумал, а почему бы не предложить вам это? Раз уж вам все равно…

– Все равно, говорите? – я посмотрел на него.

– Ох, извините, – снова испугался он. – Я все время говорю что-то не то. Но… вы ведь меня понимаете?

– Да, понимаю.

Да, я понимал его. Это то, что называется одержимость. Хорошая светлая одержимость. Я всегда считал это одним из лучших человеческих качеств и когда-то сам болел этим. Да, хорошо быть одержимым! Но только когда испытываешь это, не думаешь так, особенно если нет возможности достичь цели.

Сергей Степанович сидел передо мной. Оставалось только завидовать, что у него есть цель. Но вряд ли стоило завидовать ему. Нет, пожалуй, лучше вот что.

– Я сейчас, – сказал я. Потом пошел на кухню, взял там вторую бутылку и вернулся к нему. Наполнил рюмки. – Пусть у вас все получится, – с улыбкой проговорил я.

Мы чокнулись и выпили. Потом снова курили. Сергей Степанович как-то странно поглядывал на меня, словно ожидая чего-то. Я думал, что бы это могло быть. И потом догадался.

– Вы ждете от меня ответ?

– Я уже все рассказал, – проговорил он, – теперь… вам решать.

– Мне? – я улыбнулся. – Но вы же не станете требовать, чтобы я ответил прямо сейчас? Как-никак сначала нужно подумать – все-таки это серьезное дело, речь ведь идет о моей жизни.

– А там, на мосту, о чьей жизни шла речь? – тихо произнес он.

– Хороший вопрос, – согласился я. – Но… Нет, не сейчас. Все же непросто решиться на такое, вы должны понимать, – я снова улыбнулся. – Хватит с меня одного моста на сегодня.

– Конечно, я понимаю, – вздохнул он, видимо, принимая это как вежливую форму отказа.

– Нет, – поспешил я разубедить его, – вы не подумайте, я не отказываю вам. Просто… просто нужно собраться с мыслями.

– Да, конечно, – повторил он. Потом посмотрел на ночь за окном, на часы, на меня. – Мне пора, – грустно улыбнулся он, – уже поздно.

– Но у нас еще не все, – я показал на почти полную бутылку на столе. – Оставайтесь, места у меня хватит.

– Нет, спасибо. Завтра на работу, и жена дома ждет. Я пойду.

– Что ж, как хотите, – я не стал его уговаривать.

– Я пойду, – еще раз как бы извиняясь, проговорил он, потом встал и пошел в прихожую. Я последовал за ним.

– Как мы договоримся? – спросил он, надевая ботинки.

– Договоримся? – я пожал плечами. – Не знаю. Звоните.

Я сказал ему номер своего телефона, он достал из портфеля блокнотик и записал.

– Завтра вы будете дома? – спросил он.

– Наверно. А что?

– Я мог бы привезти кое-какие материалы, показать, чтобы вам все стало более понятно.

– Да? – как-то не хотелось отказывать ему.

– Я могу позвонить днем.

– Хорошо, – кивнул я, подумав, что очень легко можно устроить, чтобы меня случайно не оказалось дома.

– Так я позвоню? – уже в дверях сказал он.

– Да-да, – ответил я, – звоните.

Потом мы попрощались, и он ушел.

Я вернулся в комнату, собрал там все со стола и отнес на кухню. Потом лег спать.

* * *

Утром неуютно было жить на свете. Я пил кофе, глядя в телевизор, и чувствовал себя словно зародыш в утробе – таким же зажатым и скрюченным. Какую-то чушь показывали по телевизору, я лишь смотрел, почти не замечая того, что вижу, думал обо всем, или не думал, а просто пребывал в зажатости и скрюченности утра, ждал, когда оно кончится.

Все было не так утром. Свет был ярок и пронзительно остр, сыпуч словно песок, зыбуч словно песок. Я вспомнил, как стоял вчера на мосту. «А ведь мог и вправду прыгнуть», – подумал я. И стало страшно, тошно и холодно в душе от воспоминаний об этом. Высота была у меня перед глазами, я отчетливо помнил, как стоял там. Только теперь я боялся этого, страх заполнял меня. Все было не так утром.

Все было не так всегда. Когда-то давно утро тоже приходило в мир каждый раз после ночи, и я был в нем, и свет был так же холоден и зыбок, но я не замечал этого. Я был где-то с кем-то, с кем-то… Я мечтал о покое. Все что я хотел – это быть собой, и делать то, что хочу, и не зависеть ни от чего, и не быть обязанным, и не исполнять обязанности, и не притворяться. В общем, серая жизнь угнетала меня, я ненавидел ее и хотел избавиться от нее (от серости и однообразия, а не от самой жизни). Что может быть банальнее такого желания?

И вот однажды мне повезло: я смог неплохо заработать, и деньги перестали быть проблемой для меня. Правда, я не стал таким уж богатым, но, на свой страх и риск положив почти все в банк, я теперь жил на проценты. Не сказать, чтобы это было слишком много, но мне хватало вполне. Собственно, мне и не нужно много – просто чтобы не исполнять каждодневные обязанности по зарабатыванию денег и не превращать свою жизнь в серую рутину. В общем, я получил, что хотел: свободу, покой… Что еще? Да все, о чем думал. А о чем не думал… Тогда я не думал о том, чего у меня было через край. Тогда я не хотел чего-то еще. Все было не так тогда.