Орфей - [7]

Шрифт
Интервал

ОРФЕЙ. Откуда вы знаете все эти ужасные вещи?

ЭРТЕБИЗ. (опускает руку) Видите ли, зеркала, они в сущности как стекла. Это наше ремесло.

ОРФЕЙ. И однажды войдя… эту дверь…

ЭРТЕБИЗ. Дышите медленно, ровно. Ничего не бойтесь. Поверните направо, затем налево, затем направо, затем все прямо. Там, как вам объяснить… больше нет смысла… Все меняется, это немного тяжело сначала.

ОРФЕЙ. А после?

ЭРТЕБИЗ. После? Никто в этом мире вам не сможет ответить. Там — царство Смерти.

ОРФЕЙ. Я не боюсь ее.

ЭРТЕБИЗ. Прощайте. Я буду ждать вас здесь.

ОРФЕЙ. Но, быть может, я выйду нескоро?

ЭРТЕБИЗ. Да, для вас это будет долго. Для нас вы войдете и почти сразу выйдете.

ОРФЕЙ. Не верится, что стекло может быть жидким. Ну, я пробую.

ЭРТЕБИЗ. Пробуйте.

Орфей идет.

Сначала руки!

Орфей, вытянув вперед руки в красных перчатках, погружается в зеркало.

ОРФЕЙ. Эвридика!..

Исчезает.

Сцена восьмая

ЭРТЕБИЗ один, затем ПОЧТАЛЬОН

Эртебиз, оставшись один, становится на колени перед нишей лошади. Стучат.

ЭРТЕБИЗ. Кто там?

ГОЛОС ПОЧТАЛЬОНА. Почтальон. У меня для вас письмо.

ЭРТЕБИЗ. Мсье нет дома.

ГОЛОС ПОЧТАЛЬОНА. И Мадам?

ЭРТЕБИЗ. Мадам тоже. Просуньте письмо под дверь.

Письмо просовывают под дверь.

ГОЛОС ПОЧТАЛЬОНА. Они ушли?

ЭРТЕБИЗ. Нет… Они спят.

Через некоторое время занавес медленно падает и тотчас же поднимается.

Сцена восьмая-бис

ЭРТЕБИЗ, ПОЧТАЛЬОН.

Повторяется восьмая сцена

Сцена девятая

ЭРТЕБИЗ, ОРФЕЙ, затем ЭВРИДИКА

Орфей выходит из зеркала.

ОРФЕЙ. Вы еще здесь?

ЭРТЕБИЗ. Конечно. Рассказывайте скорей.

ОРФЕЙ. Дорогой мой, вы — ангел.

ЭРТЕБИЗ. Ну что вы.

ОРФЕЙ. Нет, нет, ангел, настоящий ангел. Вы меня спасли.

ЭРТЕБИЗ. Эвридика?

ОРФЕЙ. Сюрприз. Смотрите хорошенько.

ЭРТЕБИЗ. Куда?

ОРФЕЙ. В зеркало. Раз, два, три.

Эвридика выходит из зеркала.

ЭРТЕБИЗ. Она!

ЭВРИДИКА. Да, это я. Я самая счастливая из жен, я первая женщина, которую муж отважился вернуть из мертвых.

ОРФЕЙ. «Мадам Эвридика от черта вернется». И мы еще не видели смысла в этой фразе.

ЭВРИДИКА. Молчи, дорогой; вспомни свое обещание не говорить больше никогда о лошади.

ОРФЕЙ. Где моя голова?

ЭВРИДИКА. И знаете, Эртебиз, он сам нашел дорогу. Он не колебался ни секунды. У него возникла гениальная идея взять перчатки Смерти.

ЭРТЕБИЗ. Если не ошибаюсь, это как раз то, что по-французски называется «присвоить чужие перчатки».

ОРФЕЙ. (живо) В конце концов, главное — это успех.

Делает вид, что оборачивается к Эвридике.

ЭВРИДИКА. Постой!

ОРФЕЙ. О!

Застывает.

ЭРТЕБИЗ. Что такое?

ОРФЕЙ. Деталь, просто деталь. В первый момент это кажется страшным, но немного осторожности, и все уладится.

ЭВРИДИКА. Достаточно привыкнуть.

ЭРТЕБИЗ. Так в чем же дело?

ОРФЕЙ. Договор. Я имею право забрать Эвридику, но я не имею права ее видеть. Если я ее увижу, она исчезнет.

ЭРТЕБИЗ. Но это ужасно!

ЭВРИДИКА. Очень умно пугать моего мужа!

ОРФЕЙ. (заставляя Эртебиза идти перед собой) Оставь, оставь его, нисколько я не боюсь. С ним сейчас то же самое, что было с нами. Он представляет себе те же самые ужасы, о которых думали мы, принимая это предложение. Это нелегко, разумеется, но это возможно. По-моему, это гораздо лучше, чем ослепнуть.

ЭВРИДИКА. Или потерять ногу.

ОРФЕЙ. И потом… у нас не было выбора.

ЭВРИДИКА. Есть даже преимущества. Орфей не узнает о моих морщинах.

ЭРТЕБИЗ. Браво! Мне остается только пожелать вам счастья.

ОРФЕЙ. Вы хотите нас покинуть?

ЭРТЕБИЗ. Я боюсь, что мое присутствие вас стесняет. Вам надо столько сказать друг другу.

ОРФЕЙ. Поговорим после завтрака. Стол накрыт. Я страшно голоден. Вы слишком замешаны в нашей авантюре, чтобы не позавтракать с нами.

ЭРТЕБИЗ. Я боюсь, что присутствие третьего неприятно вашей жене.

ЭВРИДИКА. Нет, Эртебиз. (медленно) Путешествие, из которого я вернулась, все перевернуло во мне. Я многому научилась. Мне стыдно за себя. Отныне у Орфея неузнаваемая супруга, супруга медового месяца.

ОРФЕЙ. Эвридика! Ты обещала никогда больше не говорить о луне.

ЭВРИДИКА. Я просто потеряла голову. Все за стол! За стол! Эртебиз справа. Садитесь. Орфей — напротив.

ЭРТЕБИЗ. Нет, ему нельзя напротив.

ОРФЕЙ. Боги! Хорошо, что меня удержал Эртебиз. Я устраиваюсь слева и поворачиваюсь к тебе спиной. Я поставлю тарелку на колени.

Эвридика подает на стол.

ЭРТЕБИЗ. Я горю желанием услышать рассказ о вашем путешествии.

ОРФЕЙ. Честное слово, я не знаю, как об этом рассказывать. Как будто мне сделали операцию. Я смутно вспоминаю стихи, которые я декламировал, чтобы не уснуть, и омерзительных спящих чудовищ. Затем черный провал. Затем я разговаривал с невидимой дамой. Она благодарила за перчатки. Кто-то вроде хирурга вышел их забрать и сказал мне, чтобы я уходил, и что Эвридика последует за мной, но только я не должен смотреть на нее ни под каким предлогом. Я хочу пить!

Он берет стакан и оборачивается.

ЭВРИДИКА и ЭРТЕБИЗ (вместе) Осторожно!

ЭВРИДИКА. Я так испугалась! Как бьется сердце!

ОРФЕЙ. Все это глупо. Может, мне лучше завязать глаза?

ЭРТЕБИЗ. Не советую. Ведь вы не знаете точных правил. Если окажется, что вы плутуете, все пропало.

ОРФЕЙ. Трудно себе представить, что подобная ерунда требует стольких сил и такого напряжения.

ЭВРИДИКА. Что поделаешь, мое бедное сокровище, ты всегда как с луны…


Еще от автора Жан Кокто
Человеческий голос

Монодраму «Человеческий голос» Кокто написал в 1930 году для актрисы и телефона, напитав сюжет удушливой атмосферой одинокой женской квартирки где-то на бульварах. Главную роль на премьере исполнила французская звезда Берт Бови, и с тех пор эта роль стала бенефисной для многих великих актрис театра и кино, таких как Анна Маньяни, Ингрид Бергман, Симоне Синьоре. Несмотря на давнюю дружбу с Жаном Кокто, Франсис Пуленк ждал 29 лет, прежде чем решил написать оперу на сюжет «Человеческого голоса». Сделав ряд незначительных купюр, он использовал оригинальный текст пьесы в качестве либретто.


Эссеистика

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома.


Ужасные дети

«Ужасные дети» — отчасти автобиографический роман Жана Кокто — известного поэта, писателя, драматурга, график и декоратора, живописца…


Урок вдовам

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Священные чудовища

История, рассказанная в пьесе, стара, как мир и столь же тривиальна. В центре внимания драматурга — театральный семейный дуэт, скучноватая идилличность которого внезапно вспарывается острыми углами любовного треугольника. Примадонна и хозяйка парижского театра Эстер находится на том гребне красоты, признания и славы, за которым неминуемо брезжит период медленного увядания. Она обожает своего мужа Флорана — героя-любовника, премьера «Комеди Франсез». Молодость врывается в их жизнь непрошеной длинноногой гостьей, начинающей актриской Лиан, чьи робость и полудетская угловатость быстро сменяются созвучной новому времени беспардонностью.


Театр

Трехтомник произведений Жана Кокто (1889–1963) весьма полно представит нашему читателю литературное творчество этой поистине уникальной фигуры западноевропейского искусства XX века: поэт и прозаик, драматург и сценарист, критик и теоретик искусства, разнообразнейший художник живописец, график, сценограф, карикатурист, создатель удивительных фресок, которому, казалось, было всё по плечу. Этот по-возрожденчески одаренный человек стал на долгие годы символом современного авангарда.Набрасывая некогда план своего Собрания сочинений, Жан Кокто, великий авангардист и пролагатель новых путей в искусстве XX века, обозначил многообразие видов творчества, которым отдал дань, одним и тем же словом — «поэзия»: «Поэзия романа», «Поэзия кино», «Поэзия театра»… Ключевое это слово, «поэзия», объединяет и три разнородные драматические произведения, включенные во второй том и представляющие такое необычное явление, как Театр Жана Кокто, на протяжении тридцати лет (с 20-х по 50-е годы) будораживший и ошеломлявший Париж и театральную Европу.Обращаясь к классической античной мифологии («Адская машина»), не раз использованным в литературе средневековым легендам и образам так называемого «Артуровского цикла» («Рыцари Круглого Стола») и, наконец, совершенно неожиданно — к приемам популярного и любимого публикой «бульварного театра» («Двуглавый орел»), Кокто, будто прикосновением волшебной палочки, умеет извлечь из всего поэзию, по-новому освещая привычное, преображая его в Красоту.