Орельен. Том 2 - [45]

На этой неделе произошло два события.

Первое событие ознаменовалось появлением рассыльного, доставившего как-то утром пакет господину Лертилуа. Портрет Береники кисти Замора: его прислали по адресу после закрытия выставки. Случилось это в присутствии мадам Дювинь, и можно себе представить, какие начались крики, расспросы, а особенно комментарии! Орельен еле сдержался, чтобы ее не убить.

Когда портрет был повешен в спальне напротив гипсовой маски, Орельену показалось, что он сходит с ума. Просто гнусная шутка. Эта пляшущая гримаска на обоих рисунках, наложенных друг на друга, — Орельен вообще недолюбливал современную живопись, а теперь люто ее возненавидел. Хорошо же оно, их искусство, если Замора считается властителем дум. Получалось так, будто «современное искусство», как некий подозрительный персонаж, применило против него, Орельена, недозволенные приемы. Уловить и запечатлеть двойственное выражение лица Береники, и в такой момент! — это значило заведомо выиграть у него партию. Замора обращал себе на пользу множество вещей, не имевших никакого отношения к живописи. Орельен был недостаточно философом и не мог поэтому знать, что так бывает со всеми произведениями искусства. В конце концов этот рождавший смятение портрет был водворен в спальне и на целых два дня отвлек Орельена, ибо благодаря ему к самым тайным, самым мучительным мыслям примешивался туман рассуждений, далеких и от тайны и от муки. Потом мало-помалу портрет потерял свою власть над Орельеном, а маска, висевшая напротив, вновь стала наваждением.

Вторым событием была записка от Адриена Арно, который приглашал господина Лертилуа зайти в контору на улице Пилле-Виль.

Орельен пошел. Пошел с бьющимся сердцем, боясь и надеясь получить хоть какую-то весточку. Но никто не говорил с ним о Беренике. Однако только о ней и спрашивал взор Орельена. С первой минуты странная идея обмена Сен-Женэ на акции общества «Мельроз» была для него связана с Береникой. Чем именно связана, он понимал лишь смутно. Адриен Арно говорил с Лертилуа об его участии в акционерном обществе, как о вполне решенном деле. Господин Барбентан придерживается такого же мнения. Впрочем, его предложение по сути дела является нежданной-негаданной удачей. Когда Арно говорил, казалось, что он все время прищелкивает языком. Мысленно, конечно, ибо Адриен Арно как никто другой представлял собой в деловом отношении живое воплощение достоинства и солидности.

Мог ли Орельен отказаться от этого предложения? Разве не прямой его долг загладить свою вину перед Береникой? Разве не должен он ради нее принести в жертву свое беспечально буржуазное существование? Так пусть же Сен-Женэ явится очистительной жертвой. Спорить и мелочиться было бы просто низко с его стороны. Да и дело-то, по-видимому, верное. Все смешалось в голове Орельена — деловые соображения, жертва, Береника и Сен-Женэ. Вроде как на портрете Замора. В область финансов вторгались совершенно посторонние моменты, что придавало этим деловым переговорам странный, почти головокружительный характер. Возможно, он совершает большую глупость. Он презирал бы самого себя, если бы не совершил этой глупости. Он искал в своих поступках корыстной подоплеки. Уж не собирается ли он облапошить Эдмона? А впрочем, не он затеял все это. Орельен дал свое согласие.

Адриен попросил господина Лертилуа заглянуть в контору на следующий день — бумаги будут уже готовы. Господин Барбентан оставил для заполнения доверенность со своей подписью. В качестве гарантии вполне достаточно подписи госпожи Мельроз. Ах да, ведь здесь замешана Роза! Орельен совсем об этом позабыл.

Когда на следующий день он снова явился на улицу Пилле-Виль, великая Роза уже ждала его, — на ней был более чем строгий костюм из черного шелка, с пучком белой гвоздики на отвороте жакета, а ноги, ноги… Только эти ноги, дерзко скрещенные под коротенькой юбкой, имевшей тенденцию при малейшем движении открывать колени, только эти ноги и видел каждый, кто смотрел на Розу. Ослепительно прекрасные ноги. Орельен отвел глаза.

— А я не знал, что вы в Париже, — вяло пробормотал он, лишь бы что-нибудь сказать. — Последнее время доктора нигде не видно.

Роза рассмеялась, показав свои прекрасные зубы.

— У Декера, мой милый, дела по горло с этими духами, лабораторией, рекламой, поисками подходящего помещения. Мы остановили свой выбор на Елисейских полях, представляете себе…

Арно прервал их беседу. Одна подпись здесь, другая тут. Он объяснил механизм операции. Орельен пытался его слушать, но в голове у него стучало. Он то и дело терял нить разговора. Ведь он не спал три последних ночи. Однако задал Адриену несколько вопросов. Так, для проформы. Надо же в конце концов хоть сделать вид, что ты лицо, непосредственно во всем заинтересованное. Взгляд его как магнитом влекли к себе эти длинные, обтянутые шелком чулок ноги, такие юные, такие выразительно живые. Ноги, которые как будто понимали, что ими любуются. Боже мой, до чего же кажутся обнаженными женские ноги. Всегда, даже в чулках. Пресс-папье прошлось по подписям и осушило чернила.

— Вы на машине? — спросила Роза. Да, Орельен приехал на машине. — Будьте добры, подбросьте меня к Гельстерну. Они черт знает что делают. Уже третий раз приходится к ним ездить. У меня буквально нет ни одной пары обуви для пьесы Кокто… Как, вы ничего не знаете? Я буду играть Кокто… да, да, Кокто…