Орел смотрит на солнце - [50]

Поднявшись на-гора, Сергей Николаевич пешком исходил всю Макеевку, побывал в лачугах, в которых обитали семьи шахтеров, — этого ему уж никто не мог запретить, — заглянул даже на городское кладбище; до поздней ночи беседовал со своим новым знакомым — горным инженером; слушал его похожий на обвинительную речь рассказ о жутких делах иностранных компаний. Уже тогда у писателя мелькнула мысль: «В своем романе я заставлю инженера произнести такую речь в суде».

Из Макеевки Сергей Николаевич поехал в другой шахтерский город — Юзовку (ныне Донецк). Встречался и там с шахтерами, видел их жизнь, и хотелось кричать на весь мир: «Что же вы делаете с человеком?! Вы, сильные мира сего!..»

В Алушту писатель вернулся довольный поездкой: нужного материала для романа собрал достаточно, казалось, садись и пиши. Начало романа шло легко: за неделю он написал около пятидесяти страниц. И вдруг материал стал «сопротивляться», «на дыбы полез». И не в частных деталях, а в общих вопросах положения рабочих.

Пришлось, как говорится, поставить запятую и снова ехать собирать необходимые данные, выяснять и уточнять; но уже не в Макеевку и Юзовку, а в Ростов и Екатеринослав (Днепропетровск). Только после новых поездок «Наклонная Елена» была закончена; в свет появилась она в трех первых книгах журнала «Русская мысль» за 1914 год.

История создания «Наклонной Елены» поражает нас, как поражала и современников. Однажды М. Горький сказал Ценскому:

— Давно уже догадывался я, что вы — горный инженер, ведь так?

— Совсем не так! И почему вы пришли к выводу, что я горняк? — удивился Сергей Николаевич.

— А как же вы, не будучи горным инженером, могли написать «Наклонную Елену»? — в свою очередь, удивленно спросил Горький.

Действительно, Сергеев-Ценский так нарисовал картины шахтерского быта и труда, как мог сделать лишь человек, который все это знает не со стороны, а «изнутри».

О чем бы ни писал Ценский, он поражает глубиной знания вопроса. Автору этих строк не раз приходилось слышать, когда одни читатели утверждали, что Ценский был русским военным моряком и командовал не то крейсером, не то миноносцем (иначе бы он не мог написать ни «Севастопольской страды», ни «Утреннего взрыва»), другие «авторитетно заявляли», что Ценский в прошлом полковник генерального штаба царской армии (не больше и не меньше, иначе как он мог написать все военные романы, входящие в эпопею «Преображение России»?). А на самом деле Сергею Николаевичу за три с половиной года службы в царской армии (в 1896, в 1905 и в 1914 годах) так и не удалось «подняться» выше зауряд-прапорщика пехоты.

И еще об одной особенности творчества Ценского нужно сказать, рассматривая историю написания «Наклонной Елены». В 1913 году Сергей Николаевич беседует с шахтерами, а раньше чем через год выходит в свет роман о жизни шахтеров. Такая «оперативность», современность и своевременность присущи были всем основным произведениям Ценского.

26 января 1914 года в большевистской газете «Путь правды» была опубликована статья Калинина (псевдоним К. С. Еремеева), в которой, в частности, говорилось: «Даже Сергеев-Ценский, один из бывших и, несомненно, наиболее талантливых декадентов, ныне определенно идет к реализму. Своеобразным жизнерадостным мироощущением проникнуты все его последние произведения». Это была в целом положительная оценка творчества писателя, сделанная со страниц дореволюционной «Правды». Но нельзя согласиться с попыткой К. С. Еремеева отнести Сергеева-Ценского к бывшим декадентам.

Творческий путь Сергеева-Ценского — это путь от критического реализма к реализму социалистическому. Об этом в свое время говорил и М. Горький, оценивая творчество писателя.

Опубликовав в 1914 году «Наклонную Елену», Сергей Николаевич начал работать над следующим романом эпопеи, продолжающим сюжетную линию шахтеров и главного героя — горного инженера Матийцева. В центре романа писатель ставил речь Матийцева в суде, которая прозвучала бы обвинительным актом против самодержавия.

Сергей Николаевич в этот год из Алушты не выезжал: сидел у себя на горе в полном одиночестве и, работая над романом «Суд», обдумывал одновременно будущие романы эпопеи. Он понимал, что новая революция надвигается с неотвратимостью; знал, что идущая гроза будет сильнее 1905 года; чувствовал паническую растерянность господствующих классов. В ужасе перед революцией они готовы пойти на все, только бы отвлечь, приостановить вооруженное выступление йарода.

Писалось плохо, томило ожидание чего-то такого, что опрокинет и разрушит все его творческие планы и замыслы. Никого не хотелось видеть, он предпочитал оставаться наедине со своими тяжелыми и беспокойными думами.

В январе 1914 года Ценский получил письмо от Горнфельда, который дружески журил его за то, что-де вот он снова спрятался в своей Алуште и не появляется в столицах, что многие литераторы хотят с ним познакомиться, что даже готовы приехать в Алушту.

Отвечая довольно уклончиво на это письмо, 8 января Сергей Николаевич писал: «…Я очень тяжел на подъем и вообще с огромным трудом знакомлюсь с кем бы то ни было, это уже природное у меня, — я и не борюсь с этим, бесполезно было бы, и «в гости» никогда не хожу, а у себя на даче так и не говорю даже ни с кем по целым месяцам и полугодьям…»