Орджоникидзе - [56]

Читая заметки о своем бегстве и кутежах с балеринами в Швеции, Владимир Ильич от души смеялся. Называл издателей буржуазных газет "гороховыми шутами". Другой раз сидим все у костра, варим чай или картошку к ужину, Ильич рассказывает, какая будет жизнь после настоящей рабочей революции…

Ильич много писал — статью за статьей. Занимался в своем излюбленном месте — за большим ивовым кустом.

Не уступая опытным носильщикам, клали на носилки большие копны сена, метали стога. Владимир Ильич ловко подавал сено на вилах. В конце концов был сметан большой стог сена. В вечернее время частенько ходили с ребятишками ловить рыбу бреднем".

Орджоникидзе: "Я окончательно потерял надежду повидать Ильича. Собрался было идти. Жена Емельянова сжалилась, остановила меня и позвала своего 9-10-летнего сына. "Вот вам проводник". Мы пошли к озеру. Сели в лодку, переправились на другой берег, обильно поросший кустарником. Я решил, что Ленин живет на какой-нибудь даче. Шел покорно за своим юным провожатым. Вдруг мы остановились около небольшого сенокоса. Мальчик окликнул кого-то по имени. Вышел незнакомый мне человек. Он оказался отцом мальчика. Поздоровались с ним. Объяснил ему, в чем дело. Думаю, дальше поведет к Ленину.

В этот момент подходит ко мне еще один незнакомец бритый, без бороды и усов. Подошел и поздоровался. Я ответил просто, сухо. Тогда он хлопает меня по плечу и говорит насмешливо: "Что, товарищ Серго, не узнаете?" Я вглядываюсь повнимательнее, а человек хохочет. Так от души, весело, заразительно умел смеяться один Ильич. По удачному определению умного англичанина Рансома "это смех необыкновенной силы Ленина".

Я кинулся к Ильичу, обнял его, отступил назад и снова обнял.

Пошли разговоры. Через несколько минут Ильич предложил мне поужинать с ними. Оказалось, что у них самих ничего нет: кусочек черного хлеба и селедка. Вот и весь ужин.

После "ужина" беседу перенесли в "апартаменты" Ленина. Таковыми явился стог сена. Свежее сено пахло великолепно, было тепло, легко на душе. Я долго рассказывал, что делается в Петрограде, каково настроение рабочих, солдат, что в нашей организации, в меньшевистском ЦИК, в Петросовете и т. д.

Владимир Ильич задавал вопросы. Потом сказал: "Меньшевистские и эсеровские советы окончательно дискредитировали себя; недели две тому назад они могли взять власть без особого труда. Теперь они не органы власти. Власть у них отнята. Власть можно взять теперь путем вооруженного восстания. Оно не заставит ждать себя долго. Сентябрь — октябрь, думаю, крайний срок".

Я осмелел и признался, что на днях в районной думе Выборгской стороны мы, несколько товарищей, поспорили о будущем революции. Все очень удивились, когда Лашевич заявил: "Увидите, Ленин в сентябре будет премьером!"

К моему изумлению, Ильич совершенно серьезно подтвердил: "Да, это так будет". Нас только что расколотили, а он уверенно подсказывает через месяц-два победоносное восстание!

Разговор перешел к текущим делам и вскоре оборвался — я от усталости незаметно уснул… Утром опозорился вторично. Вместо шести часов, как намечали, проснулся в одиннадцать! К этому времени Владимир Ильич приготовил несколько маленьких статей, писем… Я взял их, попрощался и ушел".

Луначарский: "Романтики без силы объективной мысли отсеивались в ряды эсеров. Теоретики-марксисты без силы воли, без революционного движения отходили в мелкобуржуазный меньшевизм. В рядах большевиков оставались те, которые соединили уважение к совершенно точной и трезвой мысли с очень сильной волей, кипучей энергией. Эта партия, нелегальная в течение десятилетий, требовала необыкновенной закалки"

Крупская: "Партия большевиков перешла на полулегальное положение. Но она росла и крепла. К моменту открытия своего VI съезда, 26 июля, партия насчитывала уже 177 тысяч,[56] вдвое больше, чем три месяца назад, во время Всероссийской апрельской конференции большевиков. Рост влияния большевиков, особенно в войсках, был несомненен".

Серго делегат VI съезда от Петроградской большевистской организации. И докладчик по вопросу, всех особенно волновавшему, — о явке Владимира Ильича на суд.

Двадцать седьмого июля председательствовавший Свердлов объявил:

— Слово товарищу Орджоникидзе.

"…им важно выхватить как можно больше вождей из рядов революционной партии. Мы ни в коем случае не должны выдавать т. Ленина. Из дела т. Ленина хотят создать второе дело Бейлиса…"

В поддержку докладчика:

Дзержинский: "Я буду краток. Товарищ, который говорил передо мной, выявил и мою точку зрения… Травля против Ленина… — это травля против всех нас, против партии, против революционной демократии. Мы должны разъяснить нашим товарищам, что мы не доверяем Временному правительству и буржуазии…".

Скрыпник: "В резолюции, предложенной т. Сталиным, было известное условие, при котором наши товарищи могли бы пойти в республиканскую тюрьму, — это гарантия безопасности. Я думаю, что в основу резолюции должны лечь иные положения. Мы одобряем поведение наших вождей. Мы должны сказать, что мы протестуем против клеветнической кампании против партии и наших вождей. Мы не отдадим их на классовый пристрастный суд контрреволюционной банды".