Орджоникидзе - [55]

Анатолий Васильевич поручил мне передать Ленину, чтобы он ни в коем случае не садился в тюрьму, ибо в данный момент в руках коалиции находится власть только формально, фактически же она у корниловцев, а завтра, может быть, и формально перейдет к ним. Это меня очень обрадовало, так как утром настроение Анатолия было другое.

Ногин остался, я поспешил к Ленину. Я передал в двух словах наш разговор с Анисимовым и мнение Луначарского и прибавил, что Анисимов не знает, в чьих руках будет завтра он сам. Решили, что никаких разговоров дальше не может быть, Ильич должен уехать из города. Мне было предложено немедленно снять свою шевелюру и следовать с Ильичем. Я поспешил в парикмахерскую, но Ленин, не дождавшись моего возвращения, вместе с Зофом[55] и с одним рабочим из Сестрорецка благополучно вышел из города".

Крупская: "Через день, 9-го, к нам ввалилась с обыском целая орава юнкеров. Они тщательно обыскали всю квартиру. Мужа Анны Ильиничны Марка Тимофеевича Елизарова приняли за Ильича. Допрашивали меня, не Ильич ли это… Нас забрали троих — меня, Марка Тимофеевича и Аннушку — и повезли в генеральный штаб. Рассадили там на расстоянии друг от друга. К каждому приставили по солдату с ружьем. Через некоторое время врывается рассвирепелое офицерье; собираются броситься на нас. Но входит тот полковник, который делал у нас обыск в первый раз, посмотрел на нас и сказал: "Это не те люди, которые нам нужны". Если бы был Ильич, они бы его разорвали на части. Нас отпустили. Марк Тимофеевич стал настаивать, чтобы нам дали автомобиль ехать домой. Полковник пообещал и ушел. Никто никакого автомобиля нам, конечно, не дал. Мы наняли извозчика. Мосты оказались разведены. Мы добрались до дому лишь к утру.

У наших был обыск еще третий раз. Меня не было дома, была у себя в районе. Прихожу домой, вход занят солдатами, улица полна народу. Постояла и пошла назад в район, все равно ничем не поможешь…

Ильич вместе с Зиновьевым скрывались у старого подпольщика рабочего Сестрорецкого завода Емельянова на станции Разлив недалеко от Сестрорецка.

К Емельянову и его семье у Ильича сохранилось до конца очень теплое отношение".

Орджоникидзе: "Мне был дан адрес одного рабочего, жившего недалеко от Сестрорецка (не доезжал одну или две станции), и пароль. С большой осторожностью я взялся поехать к Ленину, боясь, как бы не подцепить шпика и не провалить местопребывания Владимира Ильича.

Прибыл я на станцию ночью. Побродив немного, я нашел нужный мне дом. Самого рабочего не оказалось дома. Приняла меня его жена. Я сказал ей пароль, но тут вышло у нас большое недоразумение. Зоф не сообщил мне ответного пароля — и мы запутались. Жена рабочего, с одной стороны, не сумела скрыть, что она знает, где Ленин, а с другой — решительно отказывалась указать, где именно он. Начал я ее убеждать, что я свой человек, что прислан от ЦК, но она была неумолима.

Я чувствовал себя в высшей степени неловко. Мне надо было видеть Ильича, мне хочется видеть его, как никогда, и в то же время чувствую, что поступаю плохо, уговаривая мою собеседницу нарушить порядок конспирации".

Емельянов: "Как ни хороши удобства чердака, а положение не из совсем приятных: каждую минуту мог кто-нибудь заметить. Пришлось подумывать о более безопасном месте. Время сенокосное, а что, если Владимир Ильич под видом косаря переселится на сенокос… Идея хорошая, Ленин также одобрил, да и чердак-то, по всей вероятности, не особенно нравился ему.

Сенокос расположен за Разливом (небольшое озеро). Водою приблизительно четыре версты, да лесом около полутора верст. Там атмосфера другая, нет той публики, населяющей дачные места. Она за озером редко показывается…

Чердак, стало быть, сменился другим жилищем — шалашом, сделанным из веток и сверху покрытым сеном. Рядом и кухня устроена: на кольях висит котелок, варится чай. Но ночью невыносимо, надоедливые комары совершенно не дают покоя, как от них ни прячься, а они достигнут своего, и нередко приходится быть искусанным, но ничего не поделаешь — не все отлично.

Приезжали к Владимиру Ильичу товарищи, совершали чуть ли не кругосветное путешествие на всех видах транспорта: сперва на допотопной железной дороге, затем на лодке через Разлив, завершая путешествие пешком.

Было устроено так: приезжает какой-либо товарищ, преимущественно ночью, заходит ко мне на квартиру, затем оттуда его провожает Кондратий или кто другой из моих сыновей. Нам с женой Надеждой Кондратьевной грех был жаловаться — семь сыновей растили.

Путь к шалашу весьма оригинальный, многие весьма довольны оставались этим путешествием. Ночь, ни зги не видно. Кругом только тьма. Отчаливаешь от берега, погружаешься в какую-то тьму, напрасно напрягаешь зрение, чтобы увидеть хоть малейшее очертание берегов. И так едешь как бы в бесконечную даль. Проходит три четверти часа, и только в момент причаливания замечаешь берег.

Владимир Ильич ежедневно читал все газеты, какие только выпускали в то время. Помню, газеты частенько были с заметками; описывающими, каким образом Ленин скрылся за границу. То фигурировали подводные лодки, то аэропланы!.. На самом деле верно только одно, что через воду, да не на подводной, а на простой однопарной весельной лодке совершен весь переезд.