Орден Розги. Дрессаж - [16]

К счастью, у меня стало намного меньше забот, касающихся его. Теперь он вспоминает обо мне, только если ему больше не к кому приставать. А за последние две недели, я и вовсе практически не видела его, потому что он весьма приглянулся одной даме, недавно приехавшей в замок. И теперь та неотлучно держит Гюстава при себе. Если он когда-нибудь надоест княгине, а рано или поздно это обязательно случится, я не сомневаюсь, что он с легкостью поступит на службу к мадам Отвиль.

Господин и госпожа Отвиль присоединились к нашей компании не так давно. Какой же переполох был в замке по случаю их приезда! Они недавно поженились и только что вернулись из свадебного путешествия. И еще они сказочно богаты. К их прибытию граф велел подготовить лучшие покои в замке, причем их убранство специально переделывалось. Однажды я увидела, как рабочие снимают гардины в великолепных комнатах, выходящих окнами в цветущий сад, и граф при этом самолично наблюдал за работой. Можно было подумать, что он хочет поселить в этих комнатах собственную невесту. Я очень удивилась и подошла поближе, посмотреть, что происходит. Граф всегда вел себя со мной, как истинный джентльмен, к тому же любил поговорить, и, увидев, что я заглянула в комнату, позвал меня.

— О, входите, мадемуазель, — сказал он. — Мы готовим комнату для мадам Отвиль. Она блондинка, и эти желтые портьеры никоим образом для нее не подходят. Как вам вот эти?

Он указал на рулон пурпурного глянцевого атласа, разложенного на полу и готового к работе. Я сказала, что он необычайно красив и сама королева не могла бы желать лучшего, и ушла, размышляя над тем, что же за женщина должна приехать в замок, если к ее приезду так тщательно готовятся.

Тем же вечером я все про нее узнала. Мадам Отвиль была совсем юной, ей едва исполнилось восемнадцать. Под венец она пошла прямо из монастыря, где воспитывалась с самого детства. У нее самой было большое состояние, а выйдя замуж, получила от родителей огромное приданое. Однако она совсем неискушенная, и ничего не знает о жизни в свете. Все это мне поведали слуги, но то же самое я потом услышала и в разговорах дам, которых не очень беспокоило такое пополнение их рядов. Позже я узнала причину их пренебрежения: мадам Отвиль, по слухам, была чересчур набожна.

— Я слышала, что она запирается у себя в комнате и все свободное время проводит в молитвах, — сказала княгиня моей госпоже, когда они стояли у камина в гардеробной. — Любое развлечение она считает грехом, мало появляется в обществе, а если и приходит, то почти не разговаривает.

— В таком случае она для нас бесполезна, — вынесла вердикт леди С. — Я вообще думаю, что она здесь не к месту. Невинность и наивность сейчас не в моде. Это подходит только женщине-ребенку.

— Так она такая и есть, — ответила княгиня. — «Женщина-ребенок». Но это только слова, по крайней мере, если судить по рассказам графа. Он говорит, что она очень изящна, у нее золотые волосы, карие глаза и фарфоровая кожа.

— А ее муж? — спросила моя госпожа. — Что он собой представляет?

— О, я как-то раз видела его! Он высокий брюнет и выглядит весьма внушительно. Он тот самый Отвиль, который прославился в битве при Сольферино[2]. Говорят, он близкий друг императора.

В день приезда четы Отвиль в замке все сгорали от нетерпения, чтобы увидеть их. Однако нас постигло разочарование — их экипаж подъехал к воротам, когда было уже темно. Мы смогли разглядеть только закутанную в плащ фигурку женщины, которой помог выйти из экипажа высокий мужчина, чрезвычайно о ней заботившийся. С ними были лакей, сурового вида горничная и множество чемоданов, хотя их основной багаж прибыл лишь на следующий день. Еще у них были две собаки: похожий на пушистый шарик мальтийский терьер и здоровенная гончая, которая казалась очень злой, но впоследствии оказавшаяся весьма ласковым созданием.

В тот вечер, как только моя госпожа меня отпустила, я решила держаться поблизости господских покоев, в надежде хоть краешком глаза взглянуть на новую гостью, когда та будет спускаться по лестнице. И мне повезло! Я увидела, как она идет по коридору под руку с графом, а за ними следует ее муж. Она и вправду была такой хорошенькой, как о ней говорили, и даже еще лучше: ни у кого я не видела столь невинного и одухотворенного лица. Казалось, что в ее очаровательную головку с золотистыми локонами никогда не закрадывалась ни одна озорная или нечестивая мысль. Очевидно, она даже не задумывалась о моде, а просто укладывала свои волосы так, как ей больше всего шло — свободно распуская их по плечам. И она была права, им действительно не подошел бы ни один шиньон или кудри: они бы только сделали ее головку бесформенной.

Одета мадам Отвиль была роскошно, на ней было платье из дорогого белого атласа с кружевом. Ее шея и руки были украшены жемчужными нитями. Она величаво ступала по красному ковру, и была очень похожа на маленькую фею. Она слегка придерживала подол платья, открывая изящные ножки, обутые в вышитые атласные туфельки на высоких каблуках. Я вспомнила, как дамы говорили, что она очень набожная, и, похоже, это было так, я, по крайней мере, никогда не видела такого чистого возвышенного выражения лица.