«Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг. - [186]
Однако накопления населения были весьма низки. Рабочие и служащие, даже по исчислениям советских экономистов, имели до 40―50 млн рублей в год по всей стране[858]. Причем сбережения носили характер запаса для крупной покупки: пальто, швейной машины, мебели, и поэтому не могли быть охотно вложены в займы. Что касается крестьянства, то оно, как всегда, наученное вековым недоверием к подвигам собственного государства, за 4 года (по исчислениям Наркомфина) вложило в займы 25―30 млн рублей. Ничтожно было и их вложение в сберегательные кассы — всего 2 млн рублей[859]. В итоге, как показал 1928 год, реальные доходы от займов за 5 лет оказались невелики. Общая сумма доходов от займов в госбюджет составила 1 177 млн рублей, расходы по ним — 772 млн рублей, следовательно, чистый доход за 5 лет составил лишь 400 млн рублей, т. е. 80 млн в год.
Но году индустриализации требовался как минимум миллиард. Поэтому, несмотря на все опасности, правительство пустилось в рискованную эмиссионную игру. Весьма характерен график выпуска денег, который демонстрирует некий резкий перелом в установках советского руководства:
октябрь 1926 — март 1927 г. 3,4 млн руб.
апрель-июнь 1927 г. 128,6 млн руб.
июль 1927 г. 13,3 млн руб.
август 1927 г. 64,1 млн руб..
1-я декада сентября 1927 г. 35,8 млн руб.[860]
То есть запланированная на финансовый год эмиссия в 150 млн была превышена на 100 млн рублей. Недостаток ресурсов для индустриализации породил усиленный выпуск денег. Выпущенные в третьем квартале 1926/27 года 130 млн рублей были вложены в капитальное промышленное строительство.
Сопоставление всех этих цифр и трех миллиардов, которые советские экономисты полагали в принципе необходимым затрачивать в среднем в год на нужды народного хозяйства, проясняет то, что в перспективе обещали заявления, подобные словам наркомфина Брюханова, что «СССР должен всегда рассчитывать только на собственные силы» и что «в стране имеется еще чрезвычайно много средств»[861].
В 1927 году Гитлер, в своем известном сочинении «Mein kampf», рассуждая о грядущей войне, писал следующее: при всеобщей моторизации мира, которая в ближайшей войне сыграет колоссальную и решающую роль, «говорить о России, как о серьезном техническом факторе в войне, совершенно не приходится… Россия не имеет еще ни одного своего собственного завода, который сумел бы действительно сделать, скажем, настоящий живой грузовик». Германский реваншизм, наряду с плутократиями Запада, прекрасно понимал и учитывал это, это же обстоятельство вызывало обостренную тревогу и у руководства СССР.
«Социалистический вестник» в феврале 1928 года писал о порочном круге, очертившимся в советской экономике, который был назван как «Рыковская безысходность». С тех пор, когда размеры промышленного производства приблизились к довоенному уровню, Советская власть пытается вырваться из заколдованного круга. То бросает денежные средства в капитальное строительство и, не обеспечив рационального применения, тем самым только усиливает товарный голод. То, как Америку, открывает новые резервы технической мощности в старых предприятиях и пытается введением третьей смены на предприятиях решить проблему товарного голода. То есть вновь вступает на путь проживания основного капитала.
Несмотря на то, что монополия внешней торговли, изолированность денежного рынка СССР и административное регулирование цен позволяли довольно долго удерживать рубль от падения, так или иначе эмиссия неизбежно вела к товарному голоду внутри страны. Этому же всемерно содействовала известная двойственность в принципиальных установках в партийно-государственном руководстве. В то время как правительство Рыкова пыталось найти приемлемый выход в рамках, дозволенных нэпом, стало уже несомненным усиление линии команды Сталина, которая обещала выйти далеко за пределы экономического регулирования. И эта линия в 1927 году выражалась во взвинчивании настроений военной угрозы. Разгромив очередную оппозицию, органы советской печати и партийные ораторы разом обратились к новой теме — о военной опасности пролетарскому государству. Когда выступавшему на московской губпартконференции Бухарину, уже забравшемуся на высокую ноту в обличении империалистов, подали анонимную записку: «Вы нас пугаете», это привело любимца партии прямо-таки в бешенство.
Широкая агитация в связи с вопросом о войне создала в крестьянском, и не только в крестьянском, населении представление, что война в ближайшее время неизбежна. Как сообщали корреспонденты во многих медвежьих углах, крестьяне были убеждены в том, что военные действия уже начались. Напуганное население бросилось в магазины, в третьем квартале 1926/27 хозяйственного года вереницы очередей сметали с прилавков все[862].
В 1927 году СТО под председательством Рыкова также принимал участие в военной шумихе. 25 июня было принято постановление «Об организации центральных мобилизационных аппаратов СССР»[863]. Получилось даже еще раньше, чем Политбюро 27 июня признало необходимым опубликовать обращение ЦК «в связи с возросшей опасностью войны»
