Орден куртуазных маньеристов - [5]

Ой, что это, дяденька?

Черная нога!

- Девица-красавица,

быть тебе слепой.

Тот пацан, красавица -

он племянник мой.

Будешь ты в подвале жить

в царстве вечной тьмы,

телом твоим тешиться

будем вместе мы,

а когда нам надоест,

мы тебя съедим,

злым собакам косточки

после отдадим.

Вовсе не солдаты мы,

инвалиды войн.

Понимаешь ты теперь,

КТО любимый твой?

Тут девица красная

враз обоссалась

и, из юбки выскочив,

с места сорвалась.

Я утробным голосом

проревел: "Куда?"

С неба покатилася

синяя звезда.

Возвратился я домой,

тушь с ноги я смыл.

Свою дочку кореш мой

поучить просил,

чтоб не шлялась доченька

больше по ночам.

Я прикинул, как и что,

и пообещал.

Многим семьям я с тех пор

с дочками помог.

Вот какой я правильный,

нужный педагог.

Чапа

Объевшись торта "Мишка косолапый",

я вышел в ночь поймать любимой тачку.

"Такую мразь зовут наверно, Чапой," -

подумал я, взглянувши на собачку,

которую девчонка-малолетка

вела в кусты осенние просраться.

"Послушай, как зовут тебя, соседка?

Не хочешь научиться целоваться?" -

"Альбина, - отвечала чаровница,

потупившись, добавила: - хочу".

"Тогда пошли к тебе скорей учиться!

А я уж, будь покойна, научу.

Скажи, а папа с мамой дома?" - "Нету".

"А где они?" - "В отъезде". - "Очень жаль"

И подхватив под мышки дуру эту,

я поволок её гасить печаль.

О, мой читатель, хрюндель краснорожий!

Ты помнишь, как во дни младых забав

лежал ты на травы зелёном ложе,

зефирку малолетнюю обняв?

Вот так и я, годами старый папа,

лежал с моей зефирочкой в обнимку,

а рядышком скакала мерзость Чапа,

собачьи демонстрируя ужимки.

(Одни девчонок называют "фея"

зовут другие "тёлка" или "жаба",

а я зову зефирками и млею -

не бог весть что, но не хамлю хотя бы).

Когда ж моя зефирочка Альбина

сомлела и сняла с себя штанишки,

я понял, что пора проститься чинно,

что все, что будет дальше - это слишком.

Поцеловав округлости тугие,

я подхватил со стула плащ и шляпу.

Но не сбылись намерения благие -

в прихожей напоролся я на Чапу.

Озлобленная мелкая скотинка

услышала команду: "Чапа, фас!" -

подпрыгнула, вцепилась мне в ширинку

и с воем потащила на матрац.

"Куда вы торопились, добрый гуру?

По мне уже учить - так до конца.

Меня вы, видно, приняли за дуру,

но я то вас держу за молодца!"

Альбинка, подразнив меня словами,

с моей мотни животное сняла.

Не описать мне, не раскрыть пред вами,

какая ночь у нас троих была!

Троих, поскольку милый пёсик Чапа,

орудуя слюнявым язычком,

лизал нас, щекотал, толкал и лапал,

и в сексе был отнюдь не новичком.

Вернулся я к покинутой любимой

ободранный, но с нанятою тачкой,

и прошептал чуть слышно, глядя мимо:

"Любимая, обзаведись собачкой".

Цыганочка

А.Н.Севастьянову

"Цыганке вдуть куда как трудно, -

сказал мне кучер Севастьян, -

но тот, кто квасит беспробудно,

тому привольно у цыган.

Ты думаешь, милашка барин,

всю жизнь служил я в кучерах?

И я был молод и шикарен,

сгорал в разврате и пирах.

Отец мой юркий был купчина,

на Волге денег-ста намыл.

А я их пропивал бесчинно,

цыганкам тысячи носил.

Ношу, ношу, а толку нету,

скачу под их цыганский вой,

схвачу за жопу ту и эту,

а под конец валюсь хмельной.

Ромалы крепко охраняли

подштанники своих бабёх,

однако деньги принимали.

А я от пьянства чуть не сдох.

Однажды, пьяный, спозаранку

проснулся где-то я в шатре

и вижу девочку-цыганку,

усевшуюся на ковре.

Смотрю, цыганка глаз не сводит

с моих распахнутых штанов,

а там как змей главою водит

Маркел Маркелыч Ебунов.

А я прищурился, недвижим,

и на цыганку всё смотрю.

Ага, уже мы губки лижем...

Я - хвать за грудь! - и говорю:

- Не бойся, милое созданье,

тебе не сделаю вреда! -

Цыганка заслонилась дланью

и вся зарделась от стыда.

- Как звать тебя, цыганка? - Стеша.

- Сколь лет тебе? - Пятнадцать лет.

- Так дай тебя я распотешу!

- Не надо, барин! Барин, нет!

- Погладь, погладь, цыганка, змея!

Вот тыща - хочешь? Дам ещё! -

Ах, как со Стешенькой моею

мы целовались горячо!

Ах, как со всей-то пьяной дури

цыганке сладко въехал я!

Всё о проказнике Амуре

узнала Стешенька моя".

На этом месте Севастьяшка

замолк и всхлипнул: "Не могу".

Потом вздохнул бедняга тяжко

и молвил: "Барин, дай деньгу -

сведу тебя с моею Стешкой!" -

"Так ты, шельмец, украл её?

Ну так веди скорей, не мешкай!

Люблю татарить цыганьё!"

За деньги с барами ласкаться

привыкла Стешенька моя.

Уже ей было не пятнадцать,

так что за разница, друзья?!

Пусть косы инеем прибиты,

пусть зубы выпали давно,

но мы, буржуи и бандиты,

цыганок любим всё равно.

Цинтии

Ты помнишь, Цинтия, как море закипало,

угрюмо ластясь к жёлтому песку,

облизывая каменные фаллы

прибрежных скал, сбежавшихся к мыску?

Не так ли ты в моё впивалась тело

когтями хищными и крепким жадным ртом?

А я кусал тебя остервенело

и мял руно под смуглым животом.

Тот день был апогеем нашей страсти.

Твоих волос тяжёлую копну

пытался ветер разодрать на части

и унести в небес голубизну.

Нам, близостью взаимной распалённым,

заледенить сердца пытался он,

но согревал нас взором благосклонным

отец всего живого, Ра-Аммон.

Сорвав с тебя остатки одеянья,

я на песке твой торс дрожащий распростёр,

и наши руки, губы, кровь, дыханье

слились в один бушующий костёр.

Нас Купидон стрелой безжалостной своею

к морскому берегу коварно пригвоздил,

и извивались мы - два раненные змея -

и ходуном под нами диск земной ходил.