На монголов наткнулись наши передовые разъезды, притащив на своей спине пару тысяч всадников. Но не прошло и часа, как уже, пожалуй, что целый тумен, принялся барражировать вдали, медленно растекаясь по полю.
Сразу, бросилось в глаза, что для согрева, поверх доспехов, монголы натянули на себя различное тряпьё, кто во что горазд — меха, шерстяные тулупы, или просто задубевшие на морозе шкуры животных. Это бесцветная серая масса, состоящая из тысяч всадников, планомерно и неудержимо заполняла собой всё свободное пространство. Индивидуально войны смотрелись не ахти как, но все вместе они производили на новобранцев начавших разворачиваться из походных колонн в полки крайне угнетающее впечатление.
Основная масса всадников остановилась за полкилометра от выстроившихся квадратов, благоразумно опасаясь приближаться ближе, чтобы не словить стрелу. Но некоторые «отморозки» не останавливаясь, сходу попёрли к нашему строю, что — то при этом громко крича и всячески дразня пехотинцев. Их быстро упокоили, не поддавшись на провокацию.
Ордынская конная лава вся разом сдвинулась с места. Из 10–ти тысячного тумена откололся двухтысячный отряд. Передовой отряд безбашенно попёр в лобовую атаку, а остальные восемь тысяч немного подотстали и принялись, как из пулемёта засыпать все три полка стрелами. Покрытая льдом река Клязьма и её низкие, пологие берега словно ожили, всё открытое пространство заполнилось бурным живым потоком. На белоснежное покрывало снега и льда наплывал чёрный поток монгольских полчищ.
Размазано слышался боевой клич степняков, тысячи глоток сначала выводили нечто вроде:
— Кху, кху, кху!
А потом и вовсе дико завизжали:
— Уррагх!!! — и войска почувствовали явственное дрожание земли под ногами.
Комья снега, разлетаясь из — под копыт монгольской конницы, создавали из снежной пыли и пара непроглядную пелену завесы.
У некоторых наших ратников нервы сдали, и они без приказа стали пускать в монголов стрелы и болты. Артиллерийские расчёты принялись наводить на улюлюкающих и скачущих галопом монголов пушки, чтобы угостить супостата зарядом картечи.
Полки моментально разукрасились множеством сгустков плотных белых дымов. Ордынцы из передних рядов в испуге завертели головами, вокруг них неслись визжащие, походя рассекающие плоть, чугунные шарики. 12–фунтовая артиллерия успевшая развернуться за спинами атакуемых полков начала вести навесной огонь, нагружая монгольское войско «шрапнельными» гранатами. Эти гранаты с чудовищной силой взрывались в глубоком тылу монгольских построений, прокладывая обширные кровавые просеки. До войск вместе с грохотом пушечных залпов с небольшой задержкой донеслись «терзающие душу и слух» вопли боли, страха и дикого ржания. Но когда эти звуки исходят от неприятеля, то это в некоторой степени даже ласкает слух, заставляет приободриться. При выстрелах из пушек пороховые выхлопы смешивались с тепловой волной разогретого воздуха, мигом превращающегося на морозе в пар. Пушкарей и часть войск полностью и очень быстро закрыла непроглядная завеса густого тумана.
Но и продолжающейся вестись, ни на минуту несмолкаемый огонь «вслепую» позволил нам быстро расправиться с главным передовыми подвижными силами противника. Стоящий крайним слева Торжский полк, атакуемый чуть ли не с трёх сторон находящийся в завесе дыма и в окружении крутящейся монгольской конницы, совершенно не видя, что творится вокруг, дрогнул, начал пятиться, а под напором мигом усилившейся монгольской атаки и вовсе обратился в повальное бегство.
— Государь, глянь, новоторжцы бегут! — сквозь разрывы в дыму я наконец — таки разглядел потоки бегущих.
— Внимание! — заворачивая коня налево, проорал что есть силы, — Всем ратьерам за мной, в атаку!
И все четыре сотни наличной на данный момент кавалерии, не успевая толком даже построиться, понеслись на прорвавшегося врага.
Сначала передо мной мелькали спины ратьеров, а спереди и по края врубившейся в монголов конной колонны были слышны только частые выстрелы, да фонтаны грязного снега и копоти застлали глаза. Ратьеры врезались в монгольскую кавалерию, как разгорячённый нож в масло, тяжёлыми пулями разбрасывая ордынцев по сторонам. Но словно по эстафете звуки выстрелов стали продвигаться всё ближе и ближе, а впереди уже слышались крики и лязг железа. Видать, скачущие по внешнему радиусу ратьеры успели разрядили в монголов все четыре своих пистолета.
Появилась немытая рожа в лисьем малахае и уже взведённый колесцовый пистолет был моментально разряжен выстрелом практически в упор. Монгол повалился в красный от крови и жирный от требухи снег. Там же, под копытами коней с хрипящими стонами катались быстро затихающие степняки. Скачущие рядом со мной телохранители ещё раньше отстрелялись и теперь выхватив мечи, сабли и булавы стали рубиться врукопашную. Выстрелы окончательно смолкли, лязг металла усилился, а атака нашей конницы окончательно остановилась. Продолжающие напирать монголы разрубленными куклами падали вниз. Не преуспевшие в рубке степняки стали пытаться разрывать расстояния и опять взялись за луки, стреляя из них в упор. Стрелы стали барабанить по доспехам и щитам, но при этом монгольские лучники стреляли не абы куда, а старались выискивать прорези в шлемах
