А впереди вдруг появились самые настоящие азиатские рыцари — «тургауды» — из тумена кешиктэнов, личной стражи чингизидов. Прочие степняки отступали, но при этом, развернувшись в седлах, продолжали засыпать нашу кавалерию стрелами. Тургаудам в пластинчатых латах было вполне по силам смять и разметать всю нашу кавалерию. Именно для таких целей они и использовались — бросались в бой лишь в самых отчаянных и переломных ситуациях.
— Сигнальщик! Приказ всем ратьерам перезарядить пистоли!
Горн тяжело загудел.
— Государь, глянь назад, — одёрнул меня начохр Сбыслав.
22–й Усвятский полк с конной 12–ти фунтовой батареей прямо на ходу за нашими растёкшимися по полю эскадронами разворачивал заряженные картечью орудия.
— Сигнальщик! Новый приказ! Всем назад! Встанем за батареей, — последние мои слова уже адресовались Сбыславу.
Забрызганные грязью и кровью ратьеры послушно стали выходить из боя и дружно поскакали к вестовому, размахивающему моим стягом. Казалось, что прошло полдня, но битва продолжалась не более часа.
В то время как визжащая картечь устремилась навстречу тяжёлой монгольской конницы уже набравшей разгон, сотники эскадронов спешно выстраивали своих бойцов в правильные ряды и шеренги.
После первого же залпа строй монгольской гвардии ощутимо прогнулся, и значительно упала их скорость, что дало возможность пушкарям произвести ещё один залп — и тут строй тяжёлой конницы окончательно лопнул. Рухнули с разбега в снег монгольские батыры, а некогда монолитная железная лава сейчас зияла огромными прорехами.
И тут все услышали, как со стороны монгольской ставки раздался сигнал об отходе! И монголы поскакали назад галопом, со стороны казалось, что они с огромным облегчением и радостью выполняют это распоряжение своего начальства. Спокойствие ордынцы обрели, лишь отскочив на километр и укрывшись за поросшими редкой растительностью холмами.
Ядра, гранаты и картечь конной артиллерии ещё некоторое время продолжали накрывать удирающую конницу.
Обступившие телохранители, под отборный мат Сбыслава чуть не насильно выталкивают меня с конём за линию полков. И самое удивительное, что все бегуны из Торжского полка опять стоят на месте, как будто бы ничего и не случилось. Ну ладно, ещё не вечер, децимацию у нас пока не отменяли …
— Пушкарям отбой! — что есть силы закричал я, — если какой дурень выстрелит без приказа лично повешу! — окружавшие меня полковые вестовые, до того внимательно, как заворожённые, созерцающие монголов, наконец вышли из ступора и принялись дублировать мои приказы.
— Стрелы и болты тоже беречь! — добавил я, когда понял, что пушкари успокоились и без команды не пальнут. — Война ещё толком не началась, а вы, остолопы, бесполезно расстреляли десятки тысяч наконечников. Пускай эти вонючие уроды хоть скачут, хоть гугукают, вам до этого никакого дела быть не должно. Трусов, кто без приказа вздумает по монголам стрелять, я командирам разрешаю лично ссекать головы! Все слышали? А то все глухие ослушники могут прямо сейчас головы под меч подставлять!
— Так точно! — со всех сторон гаркнуло множество приободрившихся от разноса голосов.
Вот так всегда, первый блин… то есть бой комом! Слишком много в войсках необстрелянных новичков! Но, главное, монголов мы отбросили.
Отхлынувшие монголы быстро перегруппировались. Не прошло и пары часов, как на передовые полки, несмотря на огромные потери, буквально выбросилась вторая волна монголов. Упряжки конной артиллерии пришлось срочно отводить за спины пехотных подразделений. Но теперь к трём полкам принявшим бой присоединился 22–й Усвятский, а на подходе уже были перешедшие на форсированный марш 36–й Слуцкий и 52–й Холмский. Вообще 3–й корпус был одним из самых «зелёных». Из двенадцати полков его составляющих только 22–й Усвятский и 23–й Друцкий можно было с натяжкой назвать ветеранами. Вот потому — то 3–й корпус Аржанина и шёл в авангарде, так как салаг требовалось обкатать в настоящем бою.
На сей раз, ордынцы были настроены решительно, пёрли вперед, несмотря на потери. Вылетая из клубов белого дыма копья и кривые мечи татар во многих местах линии соприкосновения врубились в наши построения. Дойдя до непроходимого, на первый взгляд, стального ёжика копий выставленного пикинерами, монголы своими мощными составными луками, как из автоматов буквально изрешетили первые шеренги. Закалённые стальные наконечники их стрел сбивали с ног пикинеров, застревали в щитах и доспехах или же вовсе, прошивали на вылет не защищённые участки тела. Простым стрелкам, облачённых, в массе своей, в тегиляи с нашитыми на них железными пластинами, доставалось ещё больше! Их доспехи дырявились бронебойными стрелами, но от смертельных ранений стрелков часто уберегали поддоспешники, особенно эффективны были тегиляи стёганные жёстким конским волосом.
При этом монголы сами ежесекундно несли чудовищные потери. Залпы арбалетов сносили с коней сотни дикарей. Перед полками за доли минуты образовались непроходимые для конницы завалы из тел животных и людей. Ордынцы, понукаемые своими сотниками, стали спрыгивать с коней, сближаясь и вступая в рукопашные схватки, при этом всё также ежесекундно неся тяжелейшие потери от действий наших стрелков. И только, на отдельных участках дорвавшись до ближнего боя с пикинерами, тем самым вынудивших последних встать на ноги, монголы, таким образом, заставили «замолчать» наших стрелков, мигом лишившихся возможности ведения стрельбы по настильным траекториям.
