Оранжерея - [13]
За четверть века до того запредельский государь Зоран II Разумный отдал приказ составить собственную карту близлежащих территорий, от Крыма до Оки, и приложить к ней подробный итинерарий с указанием дорог, источников, постоялых дворов, причалов и достопамятных мест „для купцов, паломников и прочих странствующих иноземцев, посещающих наш край". Этот труд в 1620 году, спустя двести лет после исхода общины из Далмации, уже при Марке IV Мрачном (cholera morbus) блестяще выполнил Лука Петрович, гравер и печатник, живший на острове Утеха (дом не сохранился).
Путешествуя в этих краях в середине семнадцатого века, французский картограф Гийом Левассер де Боплан назвал земли, протянувшиеся вдоль Борисфена („в просторечии называемого Niepper или Dnieper") „большим пограничьем, находящимся между Московией и Трансильванией". Самих далматских поселенцев он описал так: „Они остроумны и проницательны, сообразительны и щедры без расчета, не стремятся к большому богатству, но чрезвычайно дорожат своей свободой, без которой не могли бы жить. Они необыкновенно крепкого сложения, легко переносят зной и холод, голод и жажду, неутомимы на войне, мужественны и смелы. Нет среди христиан равных им в искусстве мореходства, но нет и таких, которые бы в той же мере, как и они, усвоили привычку не заботиться о собственной выгоде". Он же указывает, что острова Каскада расположены в пятидесяти лье ниже Киева, в местах, где навигация прекращается вследствие находящихся там „тринадцати водопадов" (по-французски — „cascades", откуда и пошло название островного государства), и что только искусные далматцы да еще хортицкие казаки на своих яликах умеют преодолевать их, „спускаясь до самого Понта и возвращаясь невредимыми домой".
Укрепленный лагерь далматских странников изначально возник только на первом из шести островов, самом большом и неприступном, и назывался без затей — Castel Novo: „Нечет-Далматин основал Новый Град, крепость на берегу и киновию на холме". Он был весьма схож, по описаниям, с северным Теллеборгом на о. Зеландия. Как и в этом городе, бывшем, в сущности, военной базой викингов в Балтийском море, в Запредельске во всем проявлялся дух странничества и мореплавания: кто-то из поселенцев жил в больших деревянных домах, построенных в форме лодок, по одному для каждого экипажа, состоявшего обычно из нескольких родственных семейств, другие и вовсе годами оставались на своих кораблях, пришвартованных то у того, то у этого острова. Тем не менее стремление к оседлой жизни у далматцев вскоре взяло верх, и уже к концу пятнадцатого столетия все острова Каскада были заселены и освоены. Подумать только: горстка уцелевших странников, без припасов и необходимых орудий, без войска и золота, за несколько десятилетий сумела создать на пустынных островах акведуки и мосты, храмы и верфи, крепости и мастерские!
Названия наших островов в XVI—XVII веках, когда простонародный себский язык окончательно вытеснил изысканный далматинский, носили некий особый, почти сакральный смысл, ныне забытый (хотя ведь до сих пор еще говорят „от альтуса до ультимуса", то есть от рождения до смерти). Теперь же, претерпев немало изменений, они зовутся так
1. Гордый (или Altus — высокий).
2. Брег (что по-сербски означает вовсе не берег, а гору).
3. Вольный (его старое сербское название — Комора, то есть „камера", было не столь жестоким, учитывая, что на этом острове извечно находился острог).
4. Утеха (бескрайнее поле диких маков и соловьиные рощи), с его крошечным скалистым спутником Розстебином, в счет не идущим.
5. Змеиный (главным образом, конечно, vipera renardi) и —
6. Ультимус (Ultimus), или Дальний, или просто Край, где всякий островитянин, по преданию, оканчивал свой жизненный путь и где до середины XIX века совершалась смертная казнь. Веревка, как принадлежность Иуды, была под запретом, ниже — костер, любимая забава инквизиторов, зато осужденный имел неслыханное право выбирать между топором или залпом, что вносило известное разнообразие в серые будни палачей.
Увы, всего этого кормчий странников Маттео уже не узнал:
„В год 1421 от Р.Х. На исходе апреля, возвратившись с охоты, благородный Маттео из Млета три дни горел в жару, — с сухой горечью пишет автор «Странной Книги», — и отдал Богу душу и был погребен на Дальнем острове. Власть принял Марко Нечет-Далматинец"».
Марк обхватил колени руками и закрыл глаза, чтобы мысленно обозреть свое маркграфство как бы с высоты птичьего полета сознания.
Река. Мы испытываем чисто физическое удовольствие, следуя за долгими, вольными, величавыми меандрами ее широких рукавов, плавно огибающих шесть разновеликих островов, разделенных между собою темно-синими жилами протоков. В этом неспешном, круговом, виньеточном движении вод есть своя музыкальная гармония, своя мелодия, что-то от венского вальса, с его светлой меланхолией и сдержанной силой.
Острова. Сквозь осеннюю дымку и кисею мороси виднеются идущие подряд большие ломти серо-зеленой суши, все еще, миллионы лет спустя, сохраняющие изначальную идею единства и общей формы — медведь с поднятой лапой. Мы быстро озираем: узкие песчаные отмели Утехи и Змеиного, северную лесистую часть Брега (медвежий загривок), широкую полосу фабричной экземы на его западной стороне, сходящие прямо в реку, как ступени античного портика, гранитные скальные уступы Альтуса, гибкий хвост уходящего в туннель поезда, тесноту городских кварталов, разделенных нитями каналов и улиц; мы замечаем на другой стороне главного острова воткнутый в вершину холма крошечный крестик меннонитской церкви, нас привлекает серебристый отлив ольховых рощ по краям бурого распаханного поля, ограниченного с юга погребальной ямой росистого оврага. В пологой, волглой восточной оконечности главного острова тускло, как черные зеркальца, поблескивают карстовые озера. Отодвинув правым локтем большое холодное облако, чтобы не мешало, мы открываем для мысленного взора дальнюю часть архипелага, со слегка отставшим от остальных Вольным островом (медвежья лапа), с его желтыми проплешинами пастбищ и ровными рядами красноверхих казарм, и, наконец, со вздохом духовного насыщения, под последние, медленно затихающие вдали звуки струнной коды мы замираем над сочными элизийскими лугами Ультимуса, прореженными карандашными линиями автомобильных дорог и шашечными квадратами погоста. Прищурившись напоследок, мы различаем среди рассыпанного у подножия холма рафинада склепов и базилик высокую серую часовню, в которой покоится прах первого князя Нечета.
Литературная деятельность Владимира Набокова продолжалась свыше полувека на трех языках и двух континентах. В книге исследователя и переводчика Набокова Андрея Бабикова на основе обширного архивного материала рассматриваются все основные составляющие многообразного литературного багажа писателя в их неразрывной связи: поэзия, театр и кинематограф, русская и английская проза, мемуары, автоперевод, лекции, критические статьи и рецензии, эпистолярий. Значительное внимание в «Прочтении Набокова» уделено таким малоизученным сторонам набоковской творческой биографии как его эмигрантское и американское окружение, участие в литературных объединениях, подготовка рукописей к печати и вопросы текстологии, поздние стилистические новшества, начальные редакции и последующие трансформации замыслов «Камеры обскура», «Дара» и «Лолиты».
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.
Мой рюкзак был почти собран. Беспокойно поглядывая на часы, я ждал Андрея. От него зависело мясное обеспечение в виде банок с тушенкой, часть которых принадлежала мне. Я думал о том, как встретит нас Алушта и как сумеем мы вписаться в столь изысканный ландшафт. Утопая взглядом в темно-синей ночи, я стоял на балконе, словно на капитанском мостике, и, мечтая, уносился к морским берегам, и всякий раз, когда туманные очертания в моей голове принимали какие-нибудь формы, у меня захватывало дух от предвкушения неизвестности и чего-то волнующе далекого.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новиков Анатолий Иванович родился в 1943 г. в городе Норильске. Рано начал трудовой путь. Работал фрезеровщиком па заводах Саратова и Ленинграда, техником-путейцем в Вологде, радиотехником в свердловском аэропорту. Отслужил в армии, закончил университет, теперь — журналист. «Третий номер» — первая журнальная публикация.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.