Опыт словаря нового мышления - [157]

Этот термин получил во Франции особенно широкое распространение в период президентских и парламентских выборов 1988 г. в связи с попытками политического сдвига к «центру». Тогда президент Миттеран позаимствовал его у Мишеля Рокара, часто представляемого поборником «гражданского общества» и автономии социального, человеком, стремящимся к некоторому отступлению государства, что вызывает негодование тех, кто опасается подрыва главенствующей роли государства и политических партий в Республике. Однако его широкое использование не может заслонить от нас тот факт, что его смысловая многовариантность есть концентрированное наследие всех крупных фигур западной политической традиции: понятие «гражданское общество» столь же древнее, что и политическая наука, и со времени его первого употребления Аристотелем оно вобрало в себя различные отличающие его от других понятий ценности.

Хотя в наши дни противопоставление «политическое общество» - «гражданское общество» звучит из уст комментаторов и политических деятелей весьма тривиально, тем не менее речь идет о синонимичных в этимологическом плане терминах. «Гражданское общество» есть наивысшая форма общности; оно включает в качестве составных частей «ассоциации» (семья, корпорации), которые не могут сравниться с ним по своему значению, поскольку общность представляет собой сообщество, основанное на принципе справедливости; в нем человек может найти для себя наивысшее благо. Разве по своей природе он не есть политическое, гражданское или общественное существо? Если же «гражданское общество» - это государство, то тогда становится понятно, почему до XIX в. его синонимами были Нация (у Боссюэ) или Государство (у Руссо).

Сформулированное Блаженным Августином противопоставление двух видов человеческой общности - «града божьего» и «града земного» - имеет определяющее значение, т. к. оно построено на осмыслении средневековой мысли и протестантской реформы. Это принципиальное противопоставление не закладывает тем не менее основу для пространственного различия между Небом и Землей, это разделение онтологическое и мистическое. В «граде земном», возникшем в результате первородного греха, бредут «граждане» «града божьего», на которых снизошла селективная милость Бога любви. Итак, Вавилон противопоставляется Иерусалиму. «Гражданское общество» - это «град дьявола», проституированный Вавилон, который исчезнет с апокалипсическим пришествием божьего Иерусалима.

Блаженный Августин не призывал к восстанию против политической власти, он проповедовал подчинение, в том числе гонителю, Нерону. Это приятие порядка, даже несправедливого, в «граде земном» во имя божественной благодати будет впоследствии активно теоретизироваться протестантскими реформаторами, которые обоснуют таким образом существование светского государства, где человек на законном основании добивается реализации своих насущных интересов и где политическая власть законна. Вот почему Лютер столкнулся с общественными и духовными движениями, радикализировавшими его разоблачения современного католического Вавилона, а именно папского Рима. На тех же, кто стремился привязать «град божий» к «гражданскому обществу» (иконоборцы во главе с Карлштадтом, анабаптисты во главе с Томасом Мюнцером), навешивали ярлык «фанатиков». Отчаявшиеся добиться установления справедливости в «гражданском обществе» на Земле, движимые надеждой на установление «царства божьего», они хотели даже посредством насилия в ходе крестьянской войны добиться установления земного «царства божьего», что предполагало уничтожение частной собственности.

Однако в результате религиозных гражданских войн это понятие приобретает новое значение в противовес «естественному состоянию». И хотя переход от одного к другому равносилен разрыву и основывается на договоре (Гоббс) или происходит в модусе протяженности (Спиноза), сила людей от этого возрастает и они видят, что гарантия их жизни и безопасности в суверене, который прекращает состояние «войны всех против всех». Но если Гоббс видит отрицательное в природе, где человек человеку волк, а позитивное в «гражданском обществе», где люди в обмен на свою абсолютную свободу получают безопасность, то Руссо рассматривает переход от «естественного состояния» к государству и от дикого состояния к цивилизованному как падение.

В то же время в XVIII в. «гражданское общество» рассматривалось как один из этапов развития человечества от варварства к цивилизованному состоянию посредством труда; истоки современного «гражданского общества» следует искать в политической экономии. Так, Гегель, впервые отметивший различие и тесную взаимосвязь между государством и «гражданским обществом», рассматривал последнее как место, где человек своим трудом извлекает для себя пользу, но такую возможность ему открывает государство.

Совершенно иной подход мы видим у Маркса: то, от чего Гегель отказывается на уровне отдельных людей (война за интересы), Маркс усматривает в «корпорациях». Короче говоря, он считает неэффективным гегелевское государственно-юридическое решение противоречий «гражданского общества». Но он далек от того, чтобы отвергать само понятие, и широко использует его, стремится объяснить его исключительно средствами политэкономии, возводя его в то же время во всеобщий принцип исторического развития. По Марксу, речь идет о процессе, в котором поначалу еще мало отличавшиеся «гражданское общество» и государство постепенно расслаиваются. В период наивысшего расцвета частной собственности и крупной промышленности, иными словами, в период триумфа капитализма, наблюдается полный разрыв между политикой и экономикой, государством и «гражданским обществом»: государство полностью подчинено интересам имущих классов и используется ими в качестве орудия классовой борьбы против пролетариата. Однако во Франции при Наполеоне III сформировалось чудовищное государство: бонапартизм, стремясь к укреплению своих позиций, расширил бюрократическую касту, которая высасывала все соки из «гражданского общества». Из этого следует, что Парижская коммуна, явившаяся первой попыткой установления диктатуры пролетариата, была восстанием «гражданского общества» против паразитирующего государства. Таким образом, анархизм Маркса, его теория государства основаны на более высокой оценке «гражданского общества», и именно от его имени утверждается диктатура пролетариата.