«Опыт и понятие революции». Сборник статей - [43]

Ряд европейских политических теоретиков противопоставляет "имперскую" логику США "республиканской" или попросту "этатистской" логике Европы. Они не согласны с историцистским тезисом авторов Империи об отмирании суверенного государства и переходе к новой, более прогрессивной имперской форме. Многие европейские авторы упрекают Негри и Хардта в скрытой апологетике американского империализма. С точки зрения этих европейцев, государство и суверенитет остаются важнейшими горизонтами современности, которые с самого начала противостояли имперской логике.

Бландин Кригель, в своей недавней книге Правовое государство или империя? [35], выступает с консервативно-либеральных позиций и представляет новую историю как борьбу двух разнонаправленных принципов: империализма и этатизма. Кригель защищает идею государства, утверждая ее республиканские корни. Теория республиканского происхождения государства, развиваемая в основном во Франции, противостоит попыткам немецких консерваторов 19–20 вв. (Гирке, Еллинека, раннего Канторовича) вывести современное государство из имперского принципа. Поздний Канторович заходит даже дальше и изображает государство, в котором он видит теперь исток тоталитаризма, как теократическое извращении имперской политической формы. Вчера немцы, а сегодня англо-американцы ведут подрывную пропаганду и политику империи.

Но самое интересное — в философском обосновании Кригель противоречия между правовым государством и империей. Хотя обычно республиканизм, нововременное право считаются торжеством освобождающейся субъективности от оков религии и тирании, Кригель, наоборот, рассматривает правовое государство как торжество естественного права (!), в духе Локка, а империю вместе с революцией относит к подрывному индивидуализму и субъективизму Модерна. Таким образом, она выворачивает тезис Негри и Хардта: империя и революция оказываются субъектом, а правовое государство — субстанцией! Аргументы Кригель и Негри с Хардтом, соответственно, перекрещены по способу хиазма. В действительности вся философия государства, классического субъекта, строится на диалектике, взаимоперетекании субъекта и субстанции (народа и нации, политики и экономики и т. д.). По-видимому, неклассичность революции и империи заключается в дисбалансе между субъектом и субстанцией, и даже разрывом их отношений.

У нас в России, где сегодня доминируют консерваторы разных сортов, понятие империи применяется весьма активно — и в применении к США, и в применении к России. Уже упомянутый авантюристический индивидуализм общества, в совокупности с частыми ударами по престижу государства, подпитывает геополитические и историософские построения, не считающиеся со спецификой Нового Времени, секуляризации, капитализма и т. д. Эти консервативные утопии пока более привлекательны у нас, чем утопия Негри и Хардта — космополитический мир, лишенный исторической конкретности, но зато наполненный мистическим энтузиазмом. У большинства же вызывает отторжение вообще любая утопия — но с точкой зрения будущего теряется и способность к критическому анализу настоящего.

6. Заключение.

В целом, возвращение к вопросу об империи — о власти, о пространстве, о действии и об отчуждении — является важной тенденцией нашего времени. Как и сама империя, этот возврат не может быть буквальным консервативным откатом к "доброму старому" языку господства и насилия. Возрождение римской империи конститутивно для Нового времени. Как "империя", так и "революция" формулируют историческую программу Нового времени: возрождение и открытие мира, любовь к дальнему и отдаление от себя. Сегодня вновь обостряется основное противоречие Нового Времени. С одной стороны, эмансипация материального мира, его буржуазное одомашнивание и технический контроль. С другой, открытие странного, бесчеловечного, чужого мира, вторжение в него, и его ответное вторжение в человека [36]. Книга Негри и Хардта колеблется в зазоре между этими двумя парадигмами.

В связи с этим в книге проступает ведущая политико-практическая альтернатива революционных сил современности: предоставить наконец человеку свободу преобразования себя и мира или бороться с ним же самим ради его освобождения. Конечно, человек должен отдаться своему спонтанному могуществу. Но, во-первых, сосредоточено ли это могущество в нем самом, или оно распределено между ним и теми внешними силами (другими людьми, мирами), которые наблюдают за ним и призывают выйти за собственные пределы? Во-вторых, можно ли построить общество на созидательной силе, не институционализовав его саморазрушительные тенденции, автоиммунные силы (то есть возможна ли свободная сила без постоянной готовностиспособности отказаться от свободы)??)

Негри и Хардт считают, что можно (занимая тем самым принципиально анархические позиции). Автор этой статьи считает по-другому, но он, бесспорно, солидарен с явственно выраженной в их книге волей — будить в людях те могучие силы, которые пока только шевелятся в них подобно сновидениям [37]

Опыт и понятие революции

Опубликовано в журнале НЛО, номер 6, 2003 (Эта статья — сжатое представление Ph.D. диссертации, посвященной понятию революции и защищенной в Мичиганском университете (США)).