Операция выбор Ы! - [8]
На площадке возле монастыря стояла палатка с религиозными аксессуарами — свечами, иконами, крестами, молитвенниками и святой водой. Я всегда покупал что-нибудь в не знакомых местах, но был так поражен видами монастыря, что испытал благоговейный ужас, который испытывали идолопоклонники впервые увидев христианские соборы. Я поднимался по крутой каменной лестнице в часовню и меня окружали вырезанные прямо в скале лики святых, таблички с названиями православных монастырей со всего света, архангелы со злыми глазами, я впервые понял, что я червь, что наказание не избежать, я ускорил шаг, я готов был принять наказание. На верхней террасе, перед дверью в часовню стояли две женщины в белых платочках и шептали молитвы. Я увидел, что дверь закрыта, надпись на листке бумаге сообщала о каком-то перерыве. Заглянув через парапет в пропасть, я начал спускаться ни чуть не разочарованный. На встречу мне попались Коля с женой, которых я обогнал на подъеме. Коля фотографировал, хотя множество табличек предупреждали, что этого делать нельзя. Узнав, что часовня закрыта, они продолжили подъем, а я спустился вниз к Гале и старику.
Женщина в палатке поинтересовалась, что бы я хотел купить. Мне понравился крест из масляного дерева с распятием, на котором сзади было написано Jerusalem. Он лежал отдельно и стоил 25 долларов.
— Он из Иерусалима? — спросил я.
— Из Иерусалима.
Я стал его разглядывать, он был приятный на ощупь, и какой-то необычный, словно не из нашего измерения.
— Возьму этот, — я достал деньги, а женщина чуть все не испортила, вытащив из хрустящего полиэтиленового пакета еще десяток крестов на выбор. Я, вдруг, растерялся, мне казалось, что он такой один, именно для меня лежал здесь, настроение изменилось, я схватил первый попавшийся и пошел к машине. Нести в руках его было не удобно, встречные люди оборачивались на мою дорогую, по их меркам, покупку, и я спрятал крест под куртку.
Позвонил Андрюха:
— А как ты смотришь на тойоту «Короллу»?
— Тойота есть тойота.
— В салоне парень из банка кредит обещает. Если я Судзуки продам, то денег на первый взнос хватит, в месяц 380 баксов платить…
Я сел в машину и закурил.
… - ты позавчера меня убедил. Ремонт подождет…
Меньше всего мне сейчас хотелось брать на себя ответственность за какие-то свои советы, мне не хотелось обсуждать тойоты, «кубики», передние стеклоподъемники и чужие обои.
— … я что, на этих дровах буду ездить?! Знаешь сколько она реально жрет? Знаешь?
— Десять литров, — брякнул я не задумываясь, рассматривая только что купленный крест.
— А двенадцать не хочешь?!!!!
Меня не удивило, что машина с литровым двигателем требует столько топлива на сто километров. Плевал я на ОПЕК и всех нефтетрейдеров вместе взятых.
— Знаешь, Андрюха, давай перезвоню, когда в город въеду. У меня тут люди. Не удобно говорить.
— Все, жду. Съездим вместе в салон. Галя там, с тобой рядом?
— Да, — соврал я.
— Ну, удачи, — на связи.
— На связи.
На обратном пути, все молчали, переваривая чебуреки и отдыхая от впечатлений. Приятный, не суетливый день подходил к концу. Как мало их в жизни — дней, когда ты не занят борьбой за существование, не озабочен карьерным ростом и позиционированием в среде себе подобных. Когда мы подъезжали к городу, позвонил Саня Квакин — мой старый друг и соратник по партийной тусовке.
— Привет, старая лошадь, — ты где? — он всегда говорил бодро и, чуть взвинчено.
— Привет. Подъезжаю к городу.
— Когда будешь? — он что-то жевал и, мне послышалось «бушешь».
— Минут через двадцать. И прекрати жевать, когда со старшим по званию разговариваешь.
— Жрать хочется. Аллюся дома?
— Дома.
— Так я у тебя подожду. Может котлетой меня угостят…
— Жди. Если все съешь — пойдешь в магазин…
— Конечно, съем!
— Все, Саня, не могу разговаривать. Жди. Скоро буду.
— Ага. Не спеши. Котлет мало.
— Все, отстань. Я за рулем.
— Так ты через сколько будешь?
— О-т-ссс-т-а-нь! Я занят.
Когда я вернулся домой, мне на встречу не кинулись собаки — они с заискивающими мордами сидели возле ног Квакина, который что-то поглощал за обеденным столом на кухне. Люся сидела напротив Сани и курила.
— Привет, кися, — улыбнулась она, — кушать будешь?
— А что-то осталось? — засмеялся я, стукнув Квакина по спине.
— Не мешай… Приперся… Кто тебя ждал? — Квакин даже не обернулся, продолжая поглощать яичницу с колбасой.
— Буду. Но, сначала — чай, — я поцеловал Люсю в нос и примостился рядом с ней. Она поднялась со стула и начала колдовать возле плиты. Я посмотрел на розовощекого Квакина. — какие черти тебя принесли?
— Не могу разговаривать. Дай докушать. Ты мешаешь моему пищеварению.
— У, ты мой толстячок! Кушай-кушай… — я взял со стола вилку и подцепил из Саниной тарелки кусок жареной колбасы.
— МММммм! — замычал он возмущенно.
— Тихо. Сейчас собак натравлю, — пригрозил я.
— Они уже мои. Я их подкормил, пока ты делал вид, что работаешь… И выгулял…
— О-о! Мы становимся хорошими добрыми мальчиками, — у меня от удивления поднялись брови, — но, должен предупредить — денег нет.
— На хрен мне твои деньги? Я по серьезному делу…
— Тем более, денег нет.
— Блин, прекрати, поговорить надо, — Саня нахмурился.
В сборник произведений современного румынского писателя Иоана Григореску (р. 1930) вошли рассказы об антифашистском движении Сопротивления в Румынии и о сегодняшних трудовых буднях.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.