Операция «Шейлок». Признание - [124]

Шрифт
Интервал

Эту историю он пересказал обаятельно, умело, остроумно, выражаясь изящно, несмотря на сильный акцент, сладкозвучно, просто завораживающе — как будто убаюкивал маленького внука некой драгоценной народной сказкой. Мне хотелось сказать: «Зачем вы меня развлекаете — к чему готовите? Зачем я здесь? Кто вы на самом деле? Кто эти остальные? Какое место во всем этом занимает Пипик?» Мне вдруг так остро захотелось заговорить — взывать о помощи, кричать от горя, требовать объяснений, — что я был готов выпрыгнуть не то что из окна, а из собственной шкуры. Однако к этому моменту бессловесность, которая вначале возникла у меня наподобие истерической афонии, стала фундаментом, на котором я строил свою самозащиту. Теперь молчание стало устоявшейся тактикой, хотя даже я признавал: он — то есть Ури, — они, да кто угодно нейтрализуют эту тактику почти без усилий.

— Где же сейчас Ури? — спросил Смайлсбургер, покосившись на часы. — Это наполовину человек, наполовину леопард. Если по дороге в ресторан ему попадется хорошенькая девушка в военной форме… Но такова цена, которую приходится платить за особей калибра Ури. Еще раз прошу прощения. Вы уже несколько дней не ели досыта. Другой человек в такой ужасной ситуации не был бы столь снисходительным. Другой столь же знаменитый человек не вел бы себя так учтиво и сдержанно, если бы его терзал голод. Генри Киссинджер орал бы во всю глотку, что из-за какого-то ничтожного старого калеки вроде меня был вынужден дожидаться, сидя в одиночестве в душном помещении. Какой-нибудь Генри Киссинджер давным-давно вскочил бы и вылетел бы отсюда пулей, разнес бы всех в пух и прах, и я не стал бы его укорять. Но вы с вашим невозмутимым характером, вашим самообладанием, вашим хладнокровием… — Подбросив себя в воздух, поднявшись на ноги, он доковылял до классной доски и огрызком мела написал по-английски: «НЕ ВРАЖДУЙ НА БРАТА ТВОЕГО В СЕРДЦЕ ТВОЕМ». А пониже добавил: «НЕ МСТИ И НЕ ИМЕЙ ЗЛОБЫ НА СЫНОВ НАРОДА ТВОЕГО»[81]. — Но, впрочем, может быть, — говорил он, дописывая фразу, — вас это втайне забавляет, чем и объясняется ваше спокойствие. Ваш еврейский ум — ум того сорта, который от природы чувствует комическую сторону вещей. Возможно, для вас все на свете — шутка. Так или не так? А он — шутка? — Покончив со своим делом, он теперь показал на телеэкран, где камера на миг сфокусировалась на Демьянюке, пишущем записку своему адвокату. — Вначале он то и дело толкал Шефтеля в плечо. Должно быть, Шефтель сказал ему: «Джон, не толкай меня, пиши мне записки», — и теперь он пишет записки, которых Шефтель не читает. А почему у него такое никудышное алиби? Неужели это вас не удивляет? К чему такое противоречивое скопление мест и дат, которое мог бы опровергнуть любой первокурсник юрфака? Демьянюк не семи пядей во лбу, но я думал, что он хотя бы хитрый. По идее, он должен был давно найти кого-нибудь, кто помог бы хотя бы сочинить алиби. Но в таком случае ему пришлось бы кому-то сказать правду, а для этого он слишком хитер. Сомневаюсь, что даже его жена знает правду. Друзья не знают. Его несчастный сын не знает. Ваш друг, мистер Зиад, называет это «показательным процессом». Десять лет дело рассматривалось в Америке в американской иммиграционной службе и в американских судах. Теперь суд в Иерусалиме, три авторитетных судьи, пристальное внимание всей мировой прессы, процесс длится уже год с лишним. Суд, где почти два дня потрачены на споры о скрепке на удостоверении личности — на попытки установить, подлинная ли это скрепка. Наверно, мистер Зиад так шутит. Сколько шуток. Слишком много шуток. Знаете, как некоторые развлекаются? Говорят, что в ООП всем заведует еврей. Что Арафат, чьи прихвостни такие же неумехи, как и он сам, не мог бы самостоятельно руководить транснациональной бандитской корпорацией с активами в десять миллиардов долларов, если бы евреи не помогли ему хоть чуточку. Люди говорят: если у Арафата нет начальника-еврея, то уж финансами наверняка заведует еврей. Кто, кроме евреев, убережет эту организацию от некомпетентного управления и коррупции? Когда ливанский фунт рухнул, кто спас ООП от потери денег в бейрутских банках, если это был не еврей? Кто теперь распределяет расходы на это восстание — на их очередную бесплодную пиар-акцию? Смотрите, посмотрите-ка на Шефтеля, — сказал он, снова привлекая мое внимание к телевизору. Израильтянин, защищавший Демьянюка, только что встал, чтобы заявить возражение на какое-то высказывание стороны обвинения. — Когда он учился здесь на юриста, а правительство аннулировало въездную визу Мейеру Лански, Шефтель возглавил организацию «Студенты за Мейера Лански». А позднее сделался адвокатом Лански и добился для него визы. Шефтель говорит, что этот американский еврей-гангстер — самый умный человек, которого он видел в своей жизни. «Если бы Лански попал в Треблинку, — говорит Шефтель, — украинцы и нацисты не продержались бы и трех месяцев». Верит ли Шефтель Демьянюку? Не в этом суть. Скорее суть в том, что Шефтель ни за что не поверит государству. Он предпочтет защищать предполагаемого военного преступника и знаменитого гангстера, чем принять сторону израильского истеблишмента. Но даже ему далеко до еврея, который распоряжается инвестиционным портфелем ООП, а тем более спонсирующего ООП еврея-филантропа. Знаете, что Демьянюк сказал Шефтелю после того, как ирландца О’Коннора отстранили и поручили дело Шефтелю? Демьянюк сказал: «Если бы моим адвокатом с самого начала был еврей, я не знал бы теперешних бед». Шутка? Похоже, нет. Человек, которого обвиняют в том, что он «Иван Грозный», говорит: «Если бы только моим адвокатом был еврей…» — таков слух. И вот я снова спрашиваю: неужели это шутка и только шутка, что умелые инвестиции в акции и облигации, в недвижимость и мотели, в валюту и радиостанции, — во все, что обеспечивает ООП определенную финансовую независимость от собратьев-арабов — якобы осуществляются в ее интересах консультантами-евреями? Но кто же эти евреи, если они действительно существуют? Каковы их мотивы, если они действительно существуют? Что это — только глупая арабская пропаганда, попытка унизить евреев, либо правда, и правда воистину унизительная? Я охотнее сочувствовал бы мотивам еврея-изменника вроде мистера Вануну, который сливает в британскую прессу наши ядерные секреты, чем мотивам богатого еврея, снабжающего ООП своими деньгами. Интересно, сумел бы даже Хафец Хаим искренне простить еврея, который настолько ослушался запрета из Торы — повеления не мстить сынам нашего народа. Что такое самое отвратительное лашон а-ра по сравнению с передачей еврейских денег арабским террористам, которые расстреливают из автоматов наших детей, играющих на пляже? Правда, как учит нас Хафец Хаим, с собой после смерти ты можешь забрать только те деньги, которые потратил здесь на благотворительность, но благотворительность в интересах ООП? Явно не тот способ, которым приобретается сокровище на Небесах. Не враждуй на брата своего в сердце своем, не следуй за большинством на зло


Еще от автора Филип Рот
Американская пастораль

«Американская пастораль» — по-своему уникальный роман. Как нынешних российских депутатов закон призывает к ответу за предвыборные обещания, так Филип Рот требует ответа у Америки за посулы богатства, общественного порядка и личного благополучия, выданные ею своим гражданам в XX веке. Главный герой — Швед Лейвоу — женился на красавице «Мисс Нью-Джерси», унаследовал отцовскую фабрику и сделался владельцем старинного особняка в Олд-Римроке. Казалось бы, мечты сбылись, но однажды сусальное американское счастье разом обращается в прах…


Незнакомка. Снег на вершинах любви

Женщина красива, когда она уверена в себе. Она желанна, когда этого хочет. Но сколько испытаний нужно было выдержать юной богатой американке, чтобы понять главный секрет опытной женщины. Перипетии сюжета таковы, что рекомендуем не читать роман за приготовлением обеда — все равно подгорит.С не меньшим интересом вы познакомитесь и со вторым произведением, вошедшим в книгу — романом американского писателя Ф. Рота.


Случай Портного

Блестящий новый перевод эротического романа всемирно известного американского писателя Филипа Рота, увлекательно и остроумно повествующего о сексуальных приключениях молодого человека – от маминой спальни до кушетки психоаналитика.


Людское клеймо

Филип Милтон Рот (Philip Milton Roth; род. 19 марта 1933) — американский писатель, автор более 25 романов, лауреат Пулитцеровской премии.„Людское клеймо“ — едва ли не лучшая книга Рота: на ее страницах отражен целый набор проблем, чрезвычайно актуальных в современном американском обществе, но не только в этом ценность романа: глубокий психологический анализ, которому автор подвергает своих героев, открывает читателю самые разные стороны человеческой натуры, самые разные виды человеческих отношений, самые разные нюансы поведения, присущие далеко не только жителям данной конкретной страны и потому интересные каждому.


Умирающее животное

Его прозвали Профессором Желания. Он выстроил свою жизнь умело и тонко, не оставив в ней места скучному семейному долгу. Он с успехом бежал от глубоких привязанностей, но стремление к господству над женщиной ввергло его во власть «госпожи».


Грудь

История мужчины, превратившегося в женскую грудь.


Рекомендуем почитать
Мыс Плака

За что вы любите лето? Не спешите, подумайте! Если уже промелькнуло несколько картинок, значит, пора вам познакомиться с данной книгой. Это история одного лета, в которой есть жизнь, есть выбор, соленый воздух, вино и море. Боль отношений, превратившихся в искреннюю неподдельную любовь. Честность людей, не стесняющихся правды собственной жизни. И алкоголь, придающий легкости каждому дню. Хотите знать, как прощаются с летом те, кто безумно влюблен в него?


Когда же я начну быть скромной?..

Альманах включает в себя произведения, которые по той или иной причине дороги их создателю. Это результат творчества за последние несколько лет. Книга создана к юбилею автора.


Серые полосы

«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».


Отчаянный марафон

Помните ли вы свой предыдущий год? Как сильно он изменил ваш мир? И могут ли 365 дней разрушить все ваши планы на жизнь? В сборнике «Отчаянный марафон» главный герой Максим Маркин переживает год, который кардинально изменит его взгляды на жизнь, любовь, смерть и дружбу. Восемь самобытных рассказов, связанных между собой не только течением времени, но и неподдельными эмоциями. Каждая история привлекает своей откровенностью, показывая иной взгляд на жизненные ситуации.


Любовь на троих

В жизни все перемешано: любовь и разлука идут рука об руку, и никогда не знаешь, за каким поворотом ты встретишь одну из этих верных подруг. Жизнь Лизы клонится к закату — позади замужество без страстей и фейерверков. Жизнь Кати еще на восходе, но тоже вот-вот перегорит. Эти две такие разные женщины даже не подозревают, что однажды их судьбы объединит один мужчина. Неприметный, без особых талантов бизнесмен Сергей Сергеевич. На какое ребро встанет любовный треугольник и треугольник ли это?


Ребятишки

Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».


Дети Бронштейна

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Третья мировая Баси Соломоновны

В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.


Русский роман

Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).


Свежо предание

Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.