, не выписывай чеки террористам, которые убивают евреев. Я хотел бы знать имена, которыми подписаны эти чеки. Я хотел бы получить возможность побеседовать с этими людьми и спросить, что они, по их собственному мнению, творят. Но вначале я должен выяснить, существуют ли они на самом деле или только в налитом ненавистью воображении этого вашего злобствующего друга, в воображении, которое лопается от злокозненных подвохов и лжи. Никак не могу понять, кто таков Джордж Зиад — форменный безумец, форменный обманщик или то и другое сразу на все сто процентов. Но в нашем регионе вообще такая загвоздка с людьми. Правда ли, что в Афинах есть богатые евреи, ожидающие встречи с вами, — евреи, помогающие нашему злейшему врагу, евреи, готовые предоставить свое богатство в распоряжение тех, кто стремился нас уничтожить, едва наша страна родилась? Допустим, чисто теоретически, что их пятеро. Допустим, что их десятеро. Сколько они могут пожертвовать — по миллиону с носа? Мелочь по сравнению с тем, что ежегодно дает Арафату какой-нибудь мелкий коррумпированный арабский шейх. Стоит ли их выслеживать из-за жалких десяти миллионов? Допустимо ли убивать богатых евреев только за то, что они спонсируют тех, кто вам не нравится? И однако, можно ли их урезонить — людей, которые изначально настолько испорчены? Не лучше ли всего забыть про них, оставить в их вечном позоре. И все же… не могу. Я помешался на них, на этих вроде бы ответственных членах общества, на этих двуличных евреях из пятой колонны. Я хочу лишь одного — побеседовать с одним из них, если хоть один реален, побеседовать так, как беседую сейчас с вами. Возможно, я в своем еврейском рвении заблуждаюсь? Возможно, лживый араб меня дурачит? Хафец Хаим напоминает нам, и я ему верю, что «мир держится на тех, кто в споре отмалчивается». Но, может быть, мир не рухнет немедленно, если теперь вы осмелитесь сказать несколько слов. Хорошо ли, что я неотступно думаю о таких евреях? Какого вы мнения? Нужно еще столько всего сделать для евреев, живущих в Советском Союзе, у нашего крохотного государства еще столько проблем с безопасностью, так зачем, казалось бы, тратить свою драгоценную энергию на охоту за кучкой евреев-самоненавистников, ради чего это делать — чтобы докопаться, как работают их головы? Про евреев, которые поносят еврейский народ, Хафец Хаим и так все нам сказал. Ими движет лашон а-ра, и, подобно всем, кем движет лашон а-ра, они понесут наказание в Грядущем мире. А если так, зачем мне в нашем мире их преследовать? Вот первый мой вопрос к вам. А второй таков: если я этим займусь, смогу ли я рассчитывать на то, что мне поможет Филип Рот?
И словно наконец-то прозвучала реплика, которой он дожидался, в класс вошел Ури.
— Обед, — сказал Смайлсбургер, ласково улыбнувшись.
Поднос был тесно уставлен тарелками. Ури поставил его у телевизора, а Смайлсбургер пригласил меня пододвинуть стул и угощаться.
Суп был не из пластмассы, хлеб — не из картона, картошка — картошкой, а не галькой. Все было таким, каким ему полагается быть. Ничего столь несомненного, как этот обед, я уже несколько дней не видывал.
И только когда еда проскользнула в мой пищевод, я вспомнил, что впервые видел Ури днем раньше. Двое молодых мужчин в джинсах и свитерах, которых я принял за работников рынка, — те самые, в ком Джордж Зиад опознал сотрудников израильской тайной полиции. Одним из них был Ури. А другим, как я теперь смекнул, был малый в отеле, который вызвался отсосать у меня и Пипика. Ну а этот класс, подумал я, они, наверно, просто арендовали на время, рассудив довольно резонно, что для меня это самая подходящая темница. Пошли к директору и сказали: «Вы служили в армии, мы все про вас знаем, мы читали ваше личное дело, вы патриот. Сегодня днем после часу выгоните из школы всех на фиг. Сегодня днем дети освобождаются от уроков». И, вероятно, он даже не протестовал. В этой стране тайная полиция получает все, что пожелает.
В завершение трапезы Смайлсбургер протянул мне, во второй раз, конверт с чеком на миллион долларов.
— Вы это обронили вчера вечером, — сказал он, — когда возвращались из Рамаллы.
* * *
Из всех вопросов, которые я в тот день задал Смайлсбургеру, он, по моим ощущениям, дал самые расплывчатые ответы на те, которые касались Мойше Пипика. Смайлсбургер уверял, что им не больше, чем мне, известно, откуда вынырнул этот мой двойник, кто он такой, на кого он, возможно, работает — на них он определенно не работал.
— Его привел сюда Бог Счастливого Случая, — объяснил мне Смайлсбургер. — У разведчиков все, как у писателей: наши души — то место, где творит Бог Счастливого Случая. Сначала нам подвернулся фальсификат. Потом подвернулся оригинал. И, наконец, подвернулся изобретательный Зиад. И на этой основе мы импровизируем.
— Вы хотите сказать, что он всего лишь чокнутый аферист.
— С вашей точки зрения, ничто не может объясняться так просто, с вашей точки зрения, это может быть только уникальное событие с богатейшим параноидальным подтекстом. Но что можно сказать о подобных шарлатанах? Авиакомпании предлагают им специальные тарифы. Они всю жизнь рыщут по свету. Ваш сел на утренний нью-йоркский рейс. Он снова в Америке.
