Опекун - [4]

Маша молчала. Я опустился перед ней на корточки:

— Я могу тебе что-нибудь купить, о чем ты мечтала? Барби, например, или домик для Барби? Или Барби с домиком?

— Шестой айфон, — ответила девочка и с интересом посмотрела на меня. Вот оно — поколение некст! Дети индиго. Я думал секунду.

— Знаешь, — сказал я, — шестой тебе будет неудобно держать. Он очень большой, давай купим пятый. Или пятый «S»?

— Ты врешь, — недоверчиво проговорила Маша.

Я кивнул.

— Я вру часто, почти всегда. Но не сейчас. Поедем, купим.

— Правда? — в потухших глазах девочки что-то зажглось.

— Садись в машину. Если описаешься — не купим.

До торгового центра было две остановки на метро. Мы ехали двадцать пять минут. Еще пять я крутился по стоянке, искал место.

Про туалет Маша больше не вспоминала.

Когда мы снова сели в тачку, девочка не отрываясь смотрела в айфон и самозабвенно нажимала кнопки. Я самодовольно улыбался.

— Привет, — сказала она кому-то в телефон. — Ага, я. Это мой новый номер. Запомни. У тебя какой скайп? Сейчас наберу. Жди. Хочу картинку показать. Не, пятый.

— Класс. Я-то думал, она в шарики играет, а она в скайпе зарегистрировалась, — покачал головой я.

Маша подняла айфон, взяла панораму, вид из окна, мой вид, и снова поднесла телефон к уху.

— М-да, с «Навигатором» я, пожалуй, пролетел.

— В мерседесе. Не, не папа, дядя. Ну, пока, позвоню еще.

— Это не «Мерседес», — сказал я, взглянув на девочку. Она сидела, сжав бедный айфон так, что у нее побелели костяшки пальцев. Ее глаза были полны слез.

Я отвернулся, делая вид, что ничего не заметил, и подумал, — какие, однако, страсти в девять-то лет.

— На обед пиццу будешь? — спросил я.

— Пиццу? — девочка задумалась. — Не знаю, буду, наверное.

— Ты, что пиццы никогда не ела?

— Не-а, — беззаботно ответила Маша.

Я позвонил в «Папа Джонс», заказал большую, морскую на тонком тесте. До дома оставалось уже недалеко, и, несмотря на пробки, были все шансы приехать раньше, чем ее привезут.

— Тапочки у тебя есть? — Маша топталась на коврике у двери.

— Тапочки? Нет, тапочек нет. Вытри ноги и проходи так. На улице сухо, особой грязи нет.

Девочка продолжала стоять как приклеенная. Я задумался, вспоминая.

— Подожди, щас поищем.

Залез в тумбу для обуви и в глубине нашарил пару зайчиков. У одного было оторвано ухо.

— Вот, померяй, от девушки одной остались.

Тапочки оказались почти впору.

— В ванную заходи, руки мыть.

Я отрегулировал воду. Маша стояла рядом и крутила головой, разглядывая душевую кабину.

— Ручки давай, — сказал я.

Девочка протянула руки. Я намылил их жидким мылом.

— Ты что, мне будешь руки мыть? — удивленно спросила она.

— Ну, да. Всем моим девушкам очень нравилось, когда я мыл им ручки. На этом, собственно, они и горели, — мечтательно улыбнулся я.

— Они что, маленькие были? Только маленьким руки моют.

Вода с рук девочки текла почти черная.

— Я бы не сказал, что они были маленькими, обычные девушки, взрослые.

— Глупость какая, не понимаю, чему тут нравиться.

— Доживешь до двадцати лет, поймешь, — усмехнулся я, вытирая ладошки и пальчики. — Ногти надо подстричь, черные все.

— А вот ногти на правой руке стричь не умею, — призналась Маша.

— Подстригу, — успокоил я.

Раздался звонок в домофон. Привезли пиццу.

Маша съела половину, и смотрела еще на кусок. Я положил ей на тарелку. А я-то надеялся, что останется и на ужин. Ладно, поужинаем в кафе под домом. Других вариантов все равно не было. Одинокий, холостой мужчина, я как-то не особо склонен к занятию кулинарией.

— Ну, пошли устраиваться, — сказал я после обеда.

Для Маши была выделена спальня.

— Это будет моя кровать? Какая огромная.

Я кивнул. Таких, как она, на кровати могло комфортно поместиться штук шесть.

— Туалетный столик и пуфики уберу, купим обычный компьютерный стол. Пока заниматься будешь в другой комнате. В школу устраиваться пойдем завтра. Часть полок в шкафу уже освободил, можешь сейчас разложить свои вещи, я помогу. Потом съездим к тебе, заберем зимнюю одежду и что тебе еще понадобится.

Я оглядел комнату,

— Телевизор ночью не смотреть. Дом панельный, звукоизоляция плохая, соседи прибегут. Курить только на балконе, даже зимой.

— Я не курю, — пораженно ответила девочка.

— Сейчас не куришь, а что будет года через три, никто не знает.

— Ты разрешишь мне курить?

— Я тебе все разрешу. Терпеть не могу что-то запрещать.

Девочка долго молчала, потом сказала:

— Но ты же запрещаешь смотреть ночью телевизор.

— Да, — согласился я. — Противоречие. Но жизнь и состоит из сплошных противоречий.

— Ты странный, — задумчиво сказала Маша.

— И желающий странного, — кивнул я. — Пошли в другую комнату.

В другой комнате стоял диван, на котором теперь мне придется спать, пара глубоких кресел, фальшивый камин с электрической подсветкой, наследие одной из моих жен, и компьютерный стол со старым стационарным компьютером.

— Комп отдам тебе, когда купим новый стол, — ткнул я пальцем в монитор. — Можно бы перетащить и этот, но он слишком здоровый, в комнате будет не повернуться.

На кухне зазвонил телефон.

— Твой, — сказал я Маше. Девочка опрометью бросилась бежать. Я прислушался. Ее разговор оказался коротким: «Привет. Я потом перезвоню».