Опекун - [6]

— Да ну. Ты опять врешь. Никто на помеле не летает.

— Может, и не летает, — легко согласился я. — Но ты все равно поосторожней.

— А как ее зовут? — спросила Маша.

— Ягвида Станиславовна.

Маша хмыкнула.

— Поэтому ты ее бабой-ягой и зовешь?

— В детстве звал тетей Ягой. Ей очень не нравилось.

— Ты здесь с детства живешь?

— С самого-самого. Я здесь родился.

Мы вышли из лифта и подошли к двери.

— На, попробуй открой дверь, — протянул я Маше ключи. — Может быть, придется приходить из школы, когда меня не будет дома. Я все-таки работаю. Иногда.

Маша, высунув от напряжения язык, крутила ключом в замке. Замок щелкнул.

— Молодец, теперь второй, — я показал, как вставляется нижний ключ. Дверь открылась.

— Бабкам-ягам и всяким другим Кощеям, добрым молодцам и красным девицам дверь не открываешь, конфет не берешь, ключи не даешь и советов и предложений не слушаешь, в машины не садишься, а сразу посылаешь… Ну, сообразишь, куда послать? — спросил я, входя в квартиру и забирая у Маши ключи.

— Соображу, — важно кивнула девочка.

— Что будешь отвечать особо настырным?

— Отвянь, педофил, — презрительным тоном произнесла Маша.

Я заржал и покачал головой.

— Супер!

— А я твоя девушка? — спросила Маша.

— В смысле? — кашлянул я.

— Ну, ты сказал, что не фиг всяким бабкам лезть к моей девушке.

Секунду-другую я молчал, заглатывая назад все непрошенные шутки и ассоциации,

— Ну, раз ты не юноша и живешь у меня, то по-любому получается, что ты моя девушка, — улыбнулся я.

Маша удовлетворенно кивнула.

«Блин», — подумал я и, уходя от скользкой темы, спросил:

— Учебники сейчас посмотрим, или ну их на фиг до школы?

— Сейчас.

До школы оставалось два дня. Я договорился с директором, что приведу Машу в понедельник. Разглядывая учебники, чесал в затылке, какую программу для ребенка придумать на выходные. Придумал. Заказал билеты. На субботу в театр Образцова на «Лампу Аладдина», на воскресенье в Останкино на телебашню. Погоду вроде обещали хорошую.

Вечером после душа Маша лежала в постели, я сидел рядом и рассказывал сказку на ночь. Весь ассортимент известных мне сказок оказался знаком и Маше тоже. Чтобы не повторяться, пришлось придумывать по ходу.

— Это сказка про двух девочек — двух принцесс, которые потерялись во времени, перепутались и поменялись местами, — начал я.

— Как так? — раздалось с кровати.

— Ну, как? — сказал я. — Одна была настоящая принцесса, жила в замке, в сказочной стране, все как положено. А другая в нашем времени, в Москве, обычная девочка и принцессой была давно, в какой-то своей прошлой жизни.

— Прошлая жизнь? Разве это не враки? — последовал вопрос.

Пришлось рассказывать про прошлые жизни. История получилась увлекательной, и принцесс мы отложили на следующий раз. А пока договорились, что Маша постарается во сне увидеть свою прошлую жизнь, а я свою, и завтра мы поделимся приснившимся.

— Спи, — шепнул я, выключив свет и поцеловав девочку на ночь.

Утром ребенок чуть не плакал от разочарования. Прошлая жизнь не приснилась. Я успокаивал, как мог, аргументируя, что мне тоже не приснилась, и что сразу и не приснится, но надо стараться. И каждую ночь, ложась спать, надо хотеть, чтобы приснилась, и тогда когда-нибудь обязательно приснится. Сначала прошлая, потом позапрошлая, ну, и так далее в глубь веков, до египетских пирамид.

Про пирамиды Маша знала.

— А до пирамид? — спросила она.

— До пирамид были Ур и Элам.

Про этих Маша уже не слышала.

Пришлось рассказывать. Шумеры, боги Энлиль и Энке, царь Гильгамеш.

Однако пора было собираться в театр, и я предложил рассказать про Гильгамеша на ночь.

Но нет, на ночь были затребованы принцессы.

— А тебе снились твои прошлые жизни? — уже в машине спросила Маша.

Я кивнул.

— Снилось кое-что.

— Ур и Элам?

— Знаешь, мне трудно сказать, Ур это был или Элам. Там таблички при въезде не было. Но судя по тому, что я видел и чувствовал, скорее всего, действительно эти времена и это место.

— Расскажи.

Я рассказал. Закончил, как раз подъехали к театру. Маша плакала. Я улыбнулся:

— Ну, не расстраивайся, это же было так давно, и я потом еще сто раз родился. А в следующей был фараоном и дожил до ста лет. Пошли про Аладдина смотреть.

— Пошли, — всхлипывая, сказала Маша.

На Аладдине смеялись и хлопали. Я обратил внимание, что у девочки в углу рта показалась капелька крови. Видимо не смеялась очень давно.

На ночь начались принцессы: волшебные письма, феи, драконы и дальше по списку, рыцарь, конечно, ну и паж на закуску. Самому стало интересно.

Меня хватали за руку и просили: «Еще немножко!»

И я выдавал еще немножко, потом еще немножко, а потом все.

— Все, солнышко, спим, нам завтра на башню.

Ее вздох, мой поцелуй, и свет выключен.

Утром меня разбудил звон разбившейся на кухне посуды. Я посмотрел на часы. Безумное время, семь тридцать.

— Чего ей не спится, — пробормотал я, вставая и надевая халат.

На кухне стояла Маша с совершенно белым лицом и трясущимися губами. На полу валялись осколки разбитой кружки.

— Что случилось? — зевая спросонья, спросил я.

— Я кружку разбила, — прошептала девочка.

— Черт с ней, — равнодушно заметил я. — А что тебя в такую рань подняло?

— Я хотела приготовить тебе завтрак и разбила кружку.