Опекун - [7]
Слеза медленно ползла по щеке девочки.
— Твою любимую, с драконами. Ты вчера говорил.
«Странно, — удивленно подумал я, — вчера сбегала, сегодня завтрак готовит. Или у детей это норма? Столь быстрый переход от ненависти к любви. Чуть пригрел ребенка, рассказал анекдот, сделал подарок — и готово? Доверие и любовь уже завоеваны?»
Я пожал плечами и шагнул ближе. Маша зажмурилась.
Я кашлянул. Девочка открыла глаза.
— У меня есть еще любимая, вот эта, с собачкой, — сказал я, снимая с полки кружку. Поднял ее повыше и отпустил. Осколки разлетелись по всей кухне. Маша, не понимая, смотрела на меня.
— Знаешь, я думаю, что без блюдец кружкам будет скучно, — я достал пару блюдец и одно протянул девочке. — Давай кидай, — улыбнулся я.
— Что кидать?
— Блюдце. К кружкам до кучи, чтоб не скучали, — и я шмякнул свое об пол. Брызнули осколки. — Давай, давай, смелее. Чего ты боишься? Посуду никогда не била? Давай. Привыкай.
Я взял блюдце из ее руки и бросил на пол. Девочка вздрогнула.
— А тарелки? — я взял тарелку и протянул Маше. — Тарелку сама, я посмотрю.
Маша выпустила тарелку из рук. Ударившись о керамогранитную плитку, тарелка раскололась на две половинки.
— Ну, кто же так посуду бьет, — протягивая девочке следующую, возмутился я. — Поднимаешь повыше и с силой об пол. Давай, я посмотрю.
Маша робко улыбнулась.
— Давай, тренируйся. А то с таким навыком замуж выходить нельзя. Тебя же проверять будут, как ты посуду умеешь бить.
Девочка высоко подняла тарелку, зажмурилась и со всей силы грохнула об пол. Звон разбившейся тарелки слился с трелью дверного звонка.
— Молодец! — сказал я и пошел открывать, недоумевая, кого это черт принес в такую рань.
В дверях стоял сосед снизу в майке, с сигаретой и мусорным ведром в руке. Я поморщился, сосед торопливо затушил сигарету о ведро и бросил окурок внутрь.
— Привет, Борь, — поздоровался я. — Ты чего с утра пораньше?
— Привет, — ответил он. — Да вот, пошел мусор выносить и слышу, у тебя посуду колотят. Чего, жена вернулась?
— Нет, племянница.
— Ну, да? Крутая девушка, познакомь.
— Заходи, — посторонился я.
Борис оставил пустое ведро за порогом и прошел на кухню.
— Ути, господи! — воскликнул он, увидев Машу, стоящую среди осколков. — Это все твоя работа? — обвел он глазами кухню.
Маша смущенно пожала плечами.
— Правильно, — кивнул Борис. — С ним так и надо. А то у него бабы не держатся. Ты его вот так держи, — и Борька сжал кулак, показывая, как надо меня держать.
— Ну, привет, — выходя с кухни, ткнул он меня в плечо. — Не буду мешать вам развлекаться.
— Молодец, — сказал я Маше. — Видишь, Борьке понравилось, как ты посуду бьешь.
— А кто это? — спросила девочка.
— Наш сосед снизу. Ну, давай, теперь подметать.
Когда осколки были убраны, а пол на кухне и в коридоре даже пропылесосен, я спросил:
— А что ты хотела приготовить на завтрак?
— Яйца, — ответила Маша. — У тебя яйца есть?
Я прикусил язык, чтобы не пошутить.
— Должны быть. Посмотри в холодильнике, — предложил я.
Девочка открыла холодильник. Отсек для яиц помещался на самом верху дверцы.
— Высоко, мне не достать.
— Встань на стул.
Маша пододвинула стул к холодильнику.
— Омлет умеешь готовить? — спросил я.
Взобравшись на стул, она кивнула.
— Бери тогда четыре.
Маша двумя руками ухватила четыре яйца. Последнее, пятое, почему-то начало падать. Девочка качнулась, пытаясь его поймать. Я кинулся ловить Машу. Я сумел, она нет.
— Ну, — спросил я, держа испуганно глядящую на меня девочку, — бьем остальные?
— Нет, — неуверенно улыбнулась она, — есть будет нечего.
— Правильно, — я снял Машу со стула. — Готовим яичницу, омлет не получится. Молока нет. Сковородка в плите. Масло вот, — я достал из холодильника масленку. — Сейчас уберу разбитое яйцо и умоюсь, ты готовь пока.
Пока я чистил зубы и брился, Маша гремела на кухне посудой.
— Кофе варить умеешь? — спросил я, выйдя из ванной.
— Нет, мама не пила кофе, — ответила девочка, раскладывая чуть подгоревшую яичницу по тарелкам.
— Я сварю. Будешь кофе? Или лучше чай?
— Лучше чай. Я где у тебя хлеб? Я не нашла.
— В холодильнике. Я редко дома ем, чтобы не сох быстро. Чай какой, черный, зеленый?
— Обычный чай.
— Из пакетика пойдет?
— Пойдет.
Я сунул два куска хлеба в тостер, пакетик «Липтона» залил кипятком и сел за стол.
— А кофе? — спросила Маша.
— Потом сварю. А то яичница твоя остынет.
Позавтракав, мы отправились в Останкино.
Погода была отличная, прогноз не обманул, и на галерее, на стеклянных плитках пола мы оба визжали и боялись.
В общем, Week-end прошел вполне по-уикэндски.
Вечером позвонила Ольга. Спросила, забрал ли я племянницу, и предложила приехать. Я отвечал, что племянница у меня уже три дня, и, покосившись на Машу, добавил, что девочка хорошая, а вот с приездом попросил подождать. Пусть ребенок получше привыкнет, ей пришлось много пережить, да и характер у нее сложный, и у нас только-только начали выстраиваться отношения. И сейчас сталкиваться с чужим человеком ей совсем ни к чему.
— Это я чужой человек? — сразу последовал вопрос.
— Ну, для нее и я чужой человек, а ты уж и подавно.
В трубке засопели, холодно ответили: «Ну, как хочешь», и послышались гудки отбоя.
Давным-давно, в десятом выпускном классе СШ № 3 города Полтавы, сложилось у Маши Старожицкой такое стихотворение: «А если встречи, споры, ссоры, Короче, все предрешено, И мы — случайные актеры Еще неснятого кино, Где на экране наши судьбы, Уже сплетенные в века. Эй, режиссер! Не надо дублей — Я буду без черновика...». Девочка, собравшаяся в родную столицу на факультет журналистики КГУ, действительно переживала, точно ли выбрала профессию. Но тогда показались Машке эти строки как бы чужими: говорить о волнениях момента составления жизненного сценария следовало бы какими-то другими, не «киношными» словами, лексикой небожителей.
Действие в произведении происходит на берегу Черного моря в античном городе Фазиси, куда приезжает путешественник и будущий историк Геродот и где с ним происходят дивные истории. Прежде всего он обнаруживает, что попал в город, где странным образом исчезло время и где бок-о-бок живут люди разных поколений и даже эпох: аргонавт Язон и французский император Наполеон, Сизиф и римский поэт Овидий. В этом мире все, как обычно, кроме того, что отсутствует само время. В городе он знакомится с рукописями местного рассказчика Диомеда, в которых обнаруживает не менее дивные истории.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Эйприл Мэй подрабатывает дизайнером, чтобы оплатить учебу в художественной школе Нью-Йорка. Однажды ночью, возвращаясь домой, она натыкается на огромную странную статую, похожую на робота в самурайских доспехах. Раньше ее здесь не было, и Эйприл решает разместить в сети видеоролик со статуей, которую в шутку назвала Карлом. А уже на следующий день девушка оказывается в центре внимания: миллионы просмотров, лайков и сообщений в социальных сетях. В одночасье Эйприл становится популярной и богатой, теперь ей не надо сводить концы с концами.
Детство — самое удивительное и яркое время. Время бесстрашных поступков. Время веселых друзей и увлекательных игр. У каждого это время свое, но у всех оно одинаково прекрасно.
Это седьмой номер журнала. Он содержит много новых произведений автора. Журнал «Испытание рассказом», где испытанию подвергаются и автор и читатель.