Опекун - [12]

Я имел долгий превентивный разговор с Машей, объясняя, что, так как у меня сейчас много работы и меня часто и подолгу не будет дома, то у нас поживет Ольга, что она хорошая, и с ней вполне можно дружить. И что Ольга типа к Маше со всей душой, а она поворачивается к ней задом и разговаривать не хочет. В конце я сказал, что Оля тоже отлично умеет рассказывать сказки, и даже может рассказывать их по-английски. И предложил, вообще, делать английский вместе с Ольгой.

Маша согласно кивала, но молча, и только спросила, буду ли я по-прежнему рассказывать ей сказку на ночь, или теперь это будет делать она.

Я успокоил, что рассказывать буду, а про себя подумал, вот ведь противная какая девчонка, даже по имени называть Ольгу не хочет. И что ж она так ее невзлюбила-то с первого дня?

Ольга прожила у меня до выходных. Неделя, как я и думал, выдалась суматошной. Я все дни проводил в бегах и разъездах. Видел своих девочек только вечером. Я спрашивал, как они прожили день, и в ответ слышал, что хорошо. Что они не ссорились, даже вместе готовили обед. И обе улыбались и мне, и друг другу.

— Как английский? — спрашивал я Машу. Начала ли Ольга заниматься с ней?

— Да, начала, — кивала та, — но говорит так быстро, что я ничего не понимаю.

— По-русски или по-английски быстро, — спрашивал я.

— И по-русски, и по-английски, — звучал ответ. — Да ну ее, давай лучше про принцесс.

— Ну что за девчонка, — жаловалась мне в постели Ольга. — Что я ей сделала? Мне иногда кажется, что она вообще, не совсем в адеквате. Может, ее психологу показать? Все понимаю, смерть матери, отца нет, к тебе привязалась. Но я-то тут причем? Целый день молчит, что ни спрошу — как не слышит.

— Так она мне сказала, что вы обед вместе готовили.

— Ну, готовили. То, что я просила ее сделать, овощи там помыть или порезать, посуду сполоснуть, делала. Я видела, что старается. Но все молча. Ни одного вопроса не задала. Вообще со мной не разговаривает. Словно я пустое место. Не была бы она твоей дочерью, точно ей бы влепила.

— Ты чего? Она мне не дочь! С ума сошла? — воскликнул я.

— Извини, просто крыша уже едет.

— А английским? Ты с ней занималась?

— Как можно заниматься чем-то с человеком, который молчит? Пыталась, но безуспешно.

— Она мне сказала, что ты быстро говоришь, и она тебя не понимает.

— Да, прямо быстро! Все она понимала. Я прошу ее текст почитать — читает. Упражнения, заданные в школе, делает. Я ей что-то объясняю — молчит. Ну, думаю — поняла. Спрашиваю — молчит. Что по-русски, что по-английски — молчит.

— Да, странная девочка, — согласился я. — Ну, в больнице убегала — понятно все. Ко мне быстро привязалась, тоже понятно. Сказок-то ей, поди, никто не рассказывал. Но чего она к тебе-то так? Странно. — Я помолчал. — Мне в больнице телефон детского психолога дали. Может, позвоним, проконсультируемся?

— Давай, — согласилась сначала Ольга, потом вздохнула и добавила: — А впрочем, чего консультироваться? И так все понятно. Обычная бабская ревность.

— Какая ревность? Она ребенок! Ты че городишь?

Ольга вздохнула еще раз.

— Не хочет она тебя со мной делить, папаша. Жадная очень. А жадность чувство плохое, разрушающее. Ты бы с ней построже, чтобы у нее мозги на место встали.

— Куда построже? Всего неделя прошла, как я ее взял. Девочке ласка и внимание в первую очередь нужно. Чтобы не убегала, чтобы ко мне привыкла, полюбила меня, в конце концов.

— Успокойся. Она уже полюбила, и это очень хорошо видно. Не убежит. Клещами не оторвешь. Она сама как клещ.

— Ну и хорошо, что не убежит, легче будет ее воспитывать…

— Ну, так воспитывай, воспитатель! А ты ей все с рук спускаешь. Ты не воспитываешь, а балуешь. Неделя прошла — айфон, велосипед, шмотья больше, чем на полтинник. Посадишь себе на шею. Играешь в нее как в игрушку, в куклу Барби, только без сисек.

— Оль! Ну, ты чего говоришь-то.

— Я говорю, что свой тебе ребенок нужен, а не суррогатный.

Я помолчал и вздохнул:

— Да ладно, Оль, ну ее на фиг. Поздно уже. Давай мы перестанем обсуждать девчонку, а обсудим лучше что-нибудь более интересное. Сиськи. Например, твои.

— Козел, — сказала Ольга, садясь на диване. — Я покурю? В туалете у тебя. Не погонишь же ты меня сейчас на лестницу?

— Конечно, кури, — поспешно согласился я. — Вытяжку только включи, и посмотри в холодильнике остатки «Ахашени».

Вино мы допили из горлышка и о Маше больше не разговаривали. Мы вообще ни о чем не говорили…

На следующий день Маша попросила у меня пилу.

— Зачем? — удивился я.

— Нам велели на труд принести маленькие пилки. Чего-то пилить будем.

Я удивился еще больше.

— Чего вам там пилить? Может, нужна пилочка для ногтей? Ты просто не поняла?

— Нет, учительница сказала, что нужна небольшая пила. Размером с линейку.

— Где ж я тебе такую найду? — почесал я затылок. — Да и никто не найдет. Это специально покупать надо.

Маша пожала плечами,

— Елена Сергевна сказала, что все не принесут, но хотя бы несколько человек. Можно пилить по очереди.

Я со словами «Пилите, Шура, пилите» полез в ящик с инструментами.

— Во! — сказал я, доставая полотно ножовки. — Такая подойдет?

— А как ее держать? — спросила Маша.