Опечатанный вагон. Рассказы и стихи о Катастрофе - [110]
Само собой, Мумик собирался спасти дедушку Аншеля, хотя еще не знал, как именно это сделать. Он пробовал по-разному, но пока ничего не выходило. Вначале, когда он сидел с дедушкой и питал его обедами, Мумик будто случайно постукивал по столу напротив деда, как делали заключенные Рафаэль Блиц и Нахман Фаркаш, когда готовили побег из тюрьмы. Сам он не знал, означают ли что-нибудь эти стуки, но было у него ощущение или, вернее, надежда, что тот, кто внутри дедушки, начнет стучать в ответ. Но ничего не получилось. Потом Мумик пытался разгадать тайный шифр, написанный у деда на руке. Он уже раньше пытался распознать шифры отца и Беллы и тети Итки, но и тогда это ему не удалось. Эти номера просто выводили его из себя, они не были написаны ручкой, и не смывались водой или слюнями. Мумик пробовал по-всякому, когда мыл деду руки, но номер не сходил, и оттого Мумик начал думать, что, возможно, этот номер написан не снаружи, а изнутри, и у него появилось еще больше уверенности в том, что быть может и вправду кто-то спрятан у дедушки внутри, а может и у других тоже, и цифрами они зовут на помощь, и Мумик ломал голову над тем, что все это значит, и записал в тетради дедушкин номер возле номеров отца, Беллы и Итки, и производил с ними всякие вычисления, а потом, к счастью, их начали в школе знакомить с гематрией, и Мумик, понятно, первым ее посек, и вернулся домой, и сразу же попытался перевести цифры в буквы по-всякому, но из этого ничего не вышло, а получались только странные и непонятные слова, но Мумик не отчаивался, с какой стати, и однажды, это было уже поздно ночью, его осенила идея, вроде Эйнштейна, потому что он вспомнил, что есть такие штуки, которые называются сейфами, и в сейфах богатые люди прячут деньги и бриллианты, и открывается такой сейф только тогда, когда повернешь в нем семь замков по особой тайной нумерации, и можете положиться на Мумика, уж он-то провел полночи за вычислениями, и назавтра, сразу как вернулся из школы, поднял дедушку со скамейки и накрыл на стол, и сел напротив, и важным, серьезным голосом начал произносить всякие сочетания чисел, написанных у дедушки на руке, он говорил это так, что малость походило на дикторов, которые объявляют по радио, какой номер выиграл в лотерее тридцать тысяч лир, и он уверился, что вот еще минута, и дедушка совсем раскроется. Раскроется посередине, по всей длине, как стручок желтого гороха, и дедушка-цыпленок, маленький, смеющийся, добродушный дедушка, который любит детей, выскочит оттуда. Но этого не случилось, и вдруг Мумик почувствовал печаль и странную грусть, и он встал и подошел к этому своему дедушке и крепко его обнял, и ощутил, какой он горячий, просто как печка, и дедушка перестал тогда бормотать, и полминуты, наверно, молчал, и его лицо и руки отдыхали, как будто он прислушивался ко всему тому, что у него внутри, но, как известно, ему запрещалось отлынивать от бормотанья слишком долго.
И тогда Мумик пустил в ход серьезные и продуманные методы слежки, те самые, которые изучил. Когда он остался дома наедине с дедушкой, он начал ходить за ним с тетрадкой и ручкой и с железным терпением записывал в тетради ивритскими буквами дедушкин лепет. Ну ясно, что он всего подряд не записывал, чего ради, но он записывал то, что казалось ему самым главным, всякие звуки, которые часто издавал дедушка. И уже через несколько дней Мумик с удивлением понял, что дедушка не просто бормочет чепуху, а действительно рассказывает кому-то историю, как Мумик и думал с самого начала. Он попытался вспомнить то, что рассказывала ему об Аншеле бабушка Хени (это было давно, когда Мумик еще не понимал всего как следует, и не был алтер коп, и можно было раскрывать ему тайны страны Там), и вспомнил только, что она сказала, что дедушка еще писал длинные стихи, и что у него были жена и дочка, которые пропали Там, у этих. И он всячески намекал на тот отрывок, который нашел в старой газете, и ничего из этого не вышло. Тогда Мумик пошел в школьную библиотеку, и спросил библиотекаршу, госпожу Говрин, есть ли у нее книга писателя Аншеля Вассермана, и она взглянула на него поверх очков, и сказала, что никогда не слыхала о таком писателе, а она всех писателей знает. Мумик ничего ей на это не сказал, только про себя улыбнулся.
Он пошел и сказал Белле о своем открытии (о том, что дедушка рассказывает историю), и она взглянула на него с тем выражением, которое он не любил, чуть жалостливо, и покачала головой туда-сюда, и расстегнула его верхнюю пуговицу и сказала: спорт, ингале[89], нужно хоть немного заботиться и о теле, взгляни, какой ты бледный, слабый, худой, просто фертл-курица, кто тебя в армию возьмет, кто, но Мумик заупрямился и сказал ей, что дедушка Аншель рассказывает историю. Ведь и бабушка Хени рассказывала всякие истории, пока еще соображала, и Мумик отлично помнит тот ее особый голос, когда она рассказывала, и как она бесконечно тянула слова, и как от этих слов у него напрягался живот, и проступал странный пот на ладонях и под коленями, и в точности так же он себя чувствует сейчас, когда говорит дедушка. Когда он объяснил это Белле, он сразу понял, что дедушка, бедняга, заперт в своей истории, как тот крестьянин с грустным лицом и ртом, открытым для крика, которого тетя Итка и Шимек привезли из Швейцарии, и этот крестьянин всю свою жизнь жил в маленьком стеклянном шарике, где шел снег, когда его трясли, папа и мама положили его на буфет в зале, и Мумик мучился из-за этого рта, так что в конце концов случайно разбил шарик и освободил крестьянина, а пока что Мумик продолжает записывать в шпионской тетради, на которой для блезиру написано «Родиноведение», путаные слова деда, и постепенно он начал находить там слова понятные, вроде Геррнайгель, например, и Шехерезада, например, но о них ничего не сказано в Еврейской энциклопедии, и Мумик спросил Беллу, будто просто так, что это такое Шехерезада, и Белла обрадовалась, что он наконец перестал интересоваться страной Там, пошла и разузнала у своего Иегошуа, майора, и через два дня ответила Мумику, что Шехерезада — это арабская принцесса в Багдаде, и это звучало довольно странно, ведь каждый, кто читает газету, отлично знает, что в Багдаде нет никакой принцессы, а только президент Касем,
