Опасный искуситель - [42]

Ветер наконец пробрал ее до костей, но и остудил ее гнев. Она замедлила шаг. Они дошли уже до окраины городка, домики стали попадаться реже и реже. На перекрестке она свернула на пустынную колею, и вскоре они уже шли по проселочной дороге, которая привела их к замерзшему ручью.

Она остановилась под раскинувшим голые ветви дубом и стала смотреть на ледяную ленту ручья. Руки она засунула под мышки, чтобы хоть немного согреться. Тишина, окружавшая их, дала ей силы, и она наконец заговорила.

– Вы были правы, – прошептала она, не поднимая на него глаз.

– В чем?

Звучавшая в его голосе нежность странным образом успокоила ее.

– Сами знаете в чем. И про отца, и про меня, про все… – Она вдохнула холодный воздух. – Каждое утро я его лечила, помогала ему справляться с последствиями его пьянства. Я писала за него проповеди, вместо него посещала больных, придумывала оправдания его поведению и уверяла себя, что в один прекрасный день он бросит пить. Но ведь этот день не настанет никогда.

Она наконец повернулась к нему, ожидая увидеть на его лице самодовольную улыбку. Но он смотрел на нее задумчиво, даже немного растерянно.

– Да, кажется, не настанет. Чем больше вы будете потакать ему, тем большего он будет требовать. Лучше дать ему волю, не то он и вас погубит. Если он погубит себя, что ж, значит, так суждено.

Он говорил о том, чего она в глубине души боялась больше всего, и все это было правдой.

Прошло некоторое время, прежде чем она смогла заговорить.

– Ведь это я сделала его таким, не так ли? И все потому, что хотела скрыть ото всех его пороки.

– Нет! – В глазах его сверкнули искры гнева. – Вовсе нет! Ваш отец сам выбрал забвение от вина. Вы по-своему пытались отучить его от пьянства. Кто-то, возможно, действовал бы по-другому. Но ничто не поможет, если он сам не захочет бороться со своим недугом.

– Вы говорили, что я должна была дать ему самому разбираться с последствиями.

– Забудьте все, о чем я говорил. – Ласково взглянув на нее, он протянул руку в перчатке, чтобы убрать прядь волос с ее лба. – Я не учитывал того, насколько вы к нему привязаны, считал его всего лишь старым эгоистом, которому, кроме выпивки, ничего не нужно, и просто понять не мог, почему вы его защищаете. – Он улыбнулся. – Но сегодня в карете я увидел того самого человека, который воспитал вас, и подумал, что, будь у меня такой отец, я бы жизнь положил, только бы оградить его от зла. Дочери трудно быть сильной, когда сила эта требуется на то, чтобы противостоять отцу.

У нее задрожали губы.

– Я… я не знаю, что теперь делать. Моя тактика оказалась неверной. – Слезы застилали ей глаза. – Но все равно я не могу спокойно смотреть, как он спивается.

– Возможно, у вас нет выбора, – ответил он, смотря мимо нее на матовый лед, сковавший ручей. – Порой приходится отойти в сторону, чтобы защитить себя от тех, кто может тебе навредить… даже если это те, кого любишь.

В голосе его слышалась неподдельная горечь. Она смотрела на его побледневшее лицо, искаженное болью.

– Вы говорите как человек, которому самому пришлось отступить в сторону, – тихо сказала она. Неужели он так переживает из-за Ричарда? Или говорит о ком-то другом?

Он перевел взгляд на нее. И, поколебавшись, словно решая, стоит ли продолжать этот разговор, сказал отрывисто:

– Вам наверняка известны слухи о моем отце, о том, что он разорил семью.

Она промолчала. Ей не хотелось признаваться, что ей действительно все известно от Гонорины.

Он снова отвернулся.

– Все так и было. Ни любовь моей матери, ни ее смерть, ни мои просьбы… ничто не действовало. Я отправился в Индию, потому что не мог смотреть, как он роет себе могилу.

Она протянула ему руку, и он крепко сжал ее ладонь.

Ветер разметал его волосы, но глубокие морщины на его челе разгладились.

– Я не должен был поучать вас, как обращаться с отцом. – Он снова посмотрел на нее, почти с улыбкой. – Наверное, я решил, что преуспею с вашим отцом в том, в чем не преуспел со своим.

– Жаль, что вам это не удалось.

Он взял ее другую руку, растер замерзшие пальцы.

– Но с вашим отцом еще не все потеряно. Он любит вас. В нем сохранилось что-то человеческое. Немногое, но сохранилось. И он ждет кого-то, кто пробудит это человеческое. Наверное, это будете не вы, ведь вы для него – Немезида.

– Но кто же это будет?

– Кто знает? Возможно, он обойдется и без посторонней помощи. Если вы перестанете на него давить, он сам найдет в себе силы. Он еще удивит вас.

– После сегодняшнего я уже ничему не удивлюсь. Раньше я считала, что ему нужно время, чтобы привыкнуть к смерти мамы. Но прошло уже три года… Сегодня я потеряла всякую надежду на то, что он когда-нибудь станет прежним.

Слезы, которые она сдерживала, хлынули потоком. Они текли по щекам, и Корделия отвернулась – ей не хотелось, чтобы Себастьян смотрел на нее.

– Прошу вас, Корделия, – сказал он и, не давая ей сказать ни слова, заключил ее в свои объятия.

А ей так хотелось выплакаться! Она прижалась лицом к его жилету, который тут же намок от ее слез. Она рыдала, и тело ее сотрясалось от рыданий. Но он, казалось, не замечал ни того, что она испортила его жилет, ни того, что прижималась к нему, как напуганный котенок, а просто гладил ее по спине и шептал на ухо что-то ласковое.