Опасный дневник - [19]
Правда есть ангельская мать, писал автор, но рождает она двух дьявольских дочерей — ненависть и зависть, они суть два порога, от которых многие честные люди претерпевают корабельное разбитие.
Как же быть?
Правду говорить не всегда хорошо. Если вымолвить нечаянно такое слово, которое тронет или обидит собеседника, то его самолюбие взбунтует против вас. Значит, надобно говорить осторожно и чужим грехам приписывать имя добродетелей, которые с ними хоть какое-нибудь сходство имеют. Например, если человек скуп — найдите, что он бережлив и домовит, если он расточает свое имение — объясните, что он щедр, о лицемере скажите, что он благочестив и богобоязлив. И таким способом вы удовольствуете любочестие и суеверие всех людей.
Во всех ваших предприятиях делайте вид, будто для вас нет в них никакой выгоды и что вы делаете все только для услуг отечеству…
Порошин отложил рукопись. Эти советы были не для него. Однако придворная жизнь, как и думал Никита Иванович, показалась ему понятнее. И стало совершенно очевидно, что он должен много читать, если желает быть достойным своей новой должности. Во все времена народы заботились о воспитании юношества. Порошин принялся за книги. Он изучил трактат о совершенном воспитании детей знатного рода и шляхетного достоинства, сочиненный аббатом Беллегардом и на русский язык переведенный Сергеем Волчковым. Автор видел только два пути к счастью человека — на войне служить или при особе государя быть — и, как духовное лицо, не очень упирал на военную карьеру, а больше наставлял, как проходить поприще придворной службы. О том, каким должен быть требуемый сей книгою человек, гласили пятьсот два правила, но читать их все Порошин поленился — его воспитаннику такие сведения были не нужны, а сам он дворцовым духом пропитываться не желал.
Один совет показался ему полезным.
«Умные разговоры подобны кремням, — писал аббат, — которые из холодного и крепкого своего корпуса огненные искры дают, ежели один о другой ударить… Обходительство с двумя или тремя умными людьми лучше науки всех школьных мастеров и педантов („вралей“, — разъяснил переводчик). Откровенные таких мудрых людей разговоры отворяют у человека природным неведением запертый ум и больше в один час покажут, нежели человек в три дня из книг научиться может».
В книге французского философа Мишеля Монтеня «Опыты» Порошин прочитал, что в древнегреческих Афинах умели хорошо говорить, а в Спарте — хорошо действовать. Там учили разбивать обманы словесных хитросплетений, здесь — сбрасывать путы страстей и сопротивляться ударам судьбы; там заботились о словах, здесь — о деле, там непрестанно упражняли язык, здесь — душу. Не удивительно поэтому, что когда Антипатр потребовал у спартанцев заложниками пятьдесят детей, они ответили не так, как могли бы ответить мы, и предложили: лучше возьмите сто взрослых мужчин. Столь высоко ставили они воспитание, получаемое детьми на их родине, и опасались, что дети-заложники не получат его, будут плохими гражданами.
Порошин узнал также, что старшие сыновья персидских царей, которых впоследствии ожидала власть в государстве, воспитывались по-особому. Новорожденного отдавали на попечение не женщинам, а евнухам, заслужившим доверие царской семьи. Они растили мальчика здоровым и на восьмом году начинали приучать к верховой езде и охоте. В четырнадцать лет ему назначали четырех воспитателей — самого мудрого человека в Персии, самого справедливого, самого умеренного и самого доблестного. Первый учил его верить в бога, второй — никогда не лгать, третий — властвовать над своими страстями, четвертый — ничего не страшиться.
Из рассказов немца-профессора Якова Штелина, учителя Петра Федоровича, Порошин знал, какое образование получил бывший государь, точнее — насколько был он малообразован.
Шести лет у себя в Голштинии начал Петр солдатскую службу, стал ходить в караулы — крошечный мальчик! Маршировка, развод, ротный смотр, парад были его любимым занятием и развлечением, других он знать не хотел. С ним пытались заниматься латинским языком — в те годы латынь открывала дорогу к учености, — принц не учил слов и не запоминал объяснений.
На десятом году отец произвел Петра в секунд-лейтенанты — мальчик заплакал от восторга и выбросил в окно латинские книжки.
Тринадцати лет, в декабре 1741 года, он поехал в Россию — императрица Елизавета Петровна, тетка его, сестра матери, задумала оставить ему после себя российский престол. Да, собственно, другого выбора у нее и не было.
По отцу Петр мог предъявить права и на шведскую корону, и о ней придворные голштинцы думали с удовольствием. России никто из них не любил, и нелюбовь эта передалась мальчику. Воспитатели принца — Брюммер, Берхгольц, лакей Румберг, егерь Бастиан — поехали в свите Петра только потому, что надеялись разбогатеть в дикой северной стране, о сокровищах которой среди немцев слагались легенды.
В Петербурге голштинского принца объявили великим князем и наследником престола, а по военной части подполковником Преображенского полка — полковником была императрица Елизавета — и командиром первого лейб-кирасирского полка.
Название новой книги говорит и о главном её герое — Антиохе Кантемире, сыне молдавского господаря — сподвижника Петра I, и о его деятельности поэта-сатирика, просветителя и российского дипломата в Англии Фракции.
Александр Западов — профессор Московского университета, писатель, автор книг «Державин», «Отец русской поэзии», «Крылов», «Русская журналистика XVIII века», «Новиков» и других.В повести «Забытая слава» рассказывается о трудной судьбе Александра Сумарокова — талантливого драматурга и поэта XVIII века, одного из первых русских интеллигентов. Его горячее стремление через литературу и театр влиять на дворянство, напоминать ему о долге перед отечеством, улучшать нравы, бороться с неправосудием и взятками вызывало враждебность вельмож и монархов.Жизненный путь Сумарокова представлен автором на фоне исторических событий середины XVIII века.
На седьмом десятке лет Гавриил Романович Державин начал диктовать свою автобиографию, назвав ее: "Записка из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающих в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина". Перечисляя свои звания и должности, он не упомянул о главном деле всей жизни — о поэзии, которой верно и преданно служил до конца дней.Книга А. Западова посвящена истории жизни и творчества яркого, самобытного, глубоко национального поэта.
Посвящена Новикову Николаю Ивановичу (1744–1818), русскому публицисту и издателю.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.