Опасный дневник - [14]
Глава 3
Учить и учиться!
Широкое открыто поле,Где музам бег свой простирать!М. Ломоносов
Екатерина Алексеевна скрывала свои желания и свой характер столь искусно, что не только влюбленные в нее гвардейские офицеры, но и знаменитейшие хитрецы, европейские дипломаты, аккредитованные в Петербурге, ничего не сумели в ней разглядеть. А когда совершился переворот и Екатерина стала императрицей, эти дипломаты принялись отыскивать, кто ею руководит, не догадываясь, что и вельможи, начиная с гетмана Кирилла Разумовского, и гвардейцы во главе с Григорием Орловым, и пылкая молоденькая княгиня Дашкова — все были только исполнителями тех ролей, которые она им сочинила, пребывая и автором сценария переворота, и главной его героиней.
Не догадался об этом и ближайший советник Екатерины в те дни — Никита Иванович Панин.
Иностранные наблюдатели отводили ему самую видную роль в воцарении новой монархини.
Посол римского императора и королевы венгерской и богемской, граф Мерси дʼАржанто в донесениях своему правительству из Петербурга писал, что главным орудием возведения Екатерины на престол был Никита Иванович Панин. Через это он достиг непременного права руководить государыней в делах правления. О Панине посол отзывался неодобрительно, уверяя, что тот более способен не к великим делам, но к интригам, которым выучился у прежнего канцлера — графа Бестужева. Панин — человек своенравный, искусный в поисках своей выгоды. Он привержен к Англии и не расположен к союзу с Францией. Но сила еще и не в нем. Над ним встанет возвращенный из ссылки Бестужев, который будет руководить Паниным, а через него — Екатериной.
Если бы новая императрица прочла эту секретную депешу, то улыбнулась бы: она собиралась править сама — и чувствовала в себе для этого достаточно силы.
Впрочем, так о характере Панина судил не только австрийский посол, разве что его оценка была первой по времени. Через несколько лет французский агент Корберон писал о Панине в таких выражениях:
«Сладострастный по темпераменту и ленивый столько по системе, сколько и по привычке, он старался, однако, вознаградить себя за малое влияние на ум своей повелительницы. Величественный по манерам, ласковый, честный противу иностранцев, которых очаровывал при первом знакомстве, он не знал слова „нет“; но исполнение редко следовало за его обещаниями; и если, по-видимому, сопротивление с его стороны редкость, то и надежды, на него возлагаемые, ничтожны».
Английский посланник Гаррис находил, что у Панина добрая натура, огромное тщеславие и необыкновенная неподвижность. Последнее качество за ним хорошо знала Екатерина. В ее шутливой записке, содержавшей предположения, отчего будут умирать русские министры и придворные, о Панине было сказано, что он умрет, если когда-нибудь поторопится…
Но в первый день нового царствования Панин изменил своему характеру, возможно — увлеченный волной событий, и представил императрице свой план устройства государственной власти в России, не справившись о том, сходится ли он с ее идеалом.
Накануне Панин деятельно помогал Екатерине Алексеевне. После того как она выступила в Петергоф, Никита Иванович устроил спать великого князя, под надзором Порошина, в Старом Зимнем дворце, рядом с комнатой, где сидели сенаторы, оставленные стеречь Петербург, и пустился догонять Екатерину с рапортом, что в городе все благополучно. Путь в Петергоф он проделал вместе с нею и днем, по приказанию императрицы, навещал арестованного Петра Федоровича. Тот плакал в три ручья, и добрый Панин огорчился его слезами…
Теперь, беседуя с Екатериной, Никита Иванович советовал ей хорошенько подумать о сохранении полноты власти в руках государя и о мерах, которые для того понадобятся.
— У нас в производстве дел, — говорил он, — всегда более действовала сила отдельных персон, чем власть учреждений государственных, потому и порядка не добиться. Государи — те же люди и всем людским слабостям подвержены. А надобно привлечь общество. Какому-нибудь случайному человеку, фавориту, с обществом будет не совладать. Надобно, иначе говоря, учредить Императорский совет. Из него, яко из единого места и от единого государя, истекать станет собственное монаршее изволение — воля государева.
— Бывали уж и советы у нас, и конференции, — заметила императрица, намекая на предыдущие царствования Анны и Елизаветы.
— Бывали, не спорю, — ответил Панин, — но такого, как задуман, еще не встречалось. Совет небольшой — шесть или восемь персон, из них четыре или шесть несменяемых, назначенных государем пожизненно, остальные избираются Сенатом. В Совете — четверо министров или статс-секретарей: по иностранным, внутренним, военно-сухопутным и военно-морским делам. Все вопросы, которые требуют монаршего решения, сосредоточиваются в Совете, их докладывают секретари, каждый по своей части, и государь затем кладет окончательную резолюцию.
— Что ж, напишите проект ваш. Почитаем, обсудим, — ободрительно сказала Екатерина, удивляясь про себя бестактности Панина. Он собрался требовать учреждения Совета и, следственно, полагает, что сама она не справится с правлением и уступит свою власть фаворитам? Ведь проект, надо понимать, метит в Григория Орлова…
Название новой книги говорит и о главном её герое — Антиохе Кантемире, сыне молдавского господаря — сподвижника Петра I, и о его деятельности поэта-сатирика, просветителя и российского дипломата в Англии Фракции.
Александр Западов — профессор Московского университета, писатель, автор книг «Державин», «Отец русской поэзии», «Крылов», «Русская журналистика XVIII века», «Новиков» и других.В повести «Забытая слава» рассказывается о трудной судьбе Александра Сумарокова — талантливого драматурга и поэта XVIII века, одного из первых русских интеллигентов. Его горячее стремление через литературу и театр влиять на дворянство, напоминать ему о долге перед отечеством, улучшать нравы, бороться с неправосудием и взятками вызывало враждебность вельмож и монархов.Жизненный путь Сумарокова представлен автором на фоне исторических событий середины XVIII века.
На седьмом десятке лет Гавриил Романович Державин начал диктовать свою автобиографию, назвав ее: "Записка из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающих в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина". Перечисляя свои звания и должности, он не упомянул о главном деле всей жизни — о поэзии, которой верно и преданно служил до конца дней.Книга А. Западова посвящена истории жизни и творчества яркого, самобытного, глубоко национального поэта.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.