Опасности городской жизни в СССР в период позднего сталинизма. Здоровье, гигиена и условия жизни 1943-1953 - [126]

Несмотря на эту неравномерность, такое снижение уровня детской смертности выглядит странно. Мы знаем, что улучшение ситуации с детской смертностью в викторианской и эдвардианской Британии, а также в Германии эпохи Вильгельмов не происходило в силу какого-то одного фактора. Скорее, речь шла о сочетании нескольких факторов – улучшение санитарных и жилищных условий, снижение рождаемости, удешевление еды. Ни один из этих факторов не работал в послевоенном СССР. Сохранялась перенаселенность городов, рождаемость быстро росла, улучшения санитарных условий происходили мучительно медленно (а в некоторых местах вообще не происходили), существовал хронический дефицит мыла и принадлежностей для мытья, население страдало от постоянного и продолжительного недоедания. При всех этих сложностях нам следует помнить, что Советский Союз не был викторианской Британией или Германией начала века. Развитие санитарной инфраструктуры, как и уровень детской смертности, отставали от Западной Европы на 40-80 лет. И это не преувеличение, а точная картина того, как после войны выглядела большая часть российских городов, оставшихся в тылу. В то же время Советский Союз смог воспользоваться или позаимствовать некоторые медицинские достижения Запада. Здесь умели прививать детей, лечить дифтерию и тифозную лихорадку. Здесь начали применять, пусть и в примитивных формах, западные стандарты эпидемиологического контроля и иммунизации для снижения масштабов заражения и доли смертельных случаев от кори среди младенцев и малолетних детей. Использование примитивной, но эффективной вакцины помогло снизить смертность от тифа во время войны. Уже в 1930-е годы начали прививать детей от туберкулеза. После войны стали ограниченно использовать антибиотики, в том числе сульфаниламиды для лечения дизентерии и пенициллин для лечения пневмонии. Все эти методики применялись среди населения, обитавшего в ужасных жилищных и санитарных условиях, постоянно подвергавшегося угрозе заболевания[550].

На этом пути Советский Союз был совсем не одинок. Напротив, его опыт повторялся в бесчисленном множестве более бедных стран на протяжении второй трети XX века. Ключевой для понимания этой проблемы стала работа 1975 года Сэмюэла Престона. В своей чрезвычайно плодотворной статье он рассмотрел соотношение национального благосостояния и средней ожидаемой продолжительности жизни[551]. Престон сделал два ключевых наблюдения. Во-первых, и это неудивительно, существовала прямая связь между уровнем национального дохода на душу населения и ожидаемой продолжительностью жизни, но кривая, выражающая эту связь, получается довольно крутой. Это означает, что для бедных стран даже относительно скромный рост национального дохода приводит к достаточно существенному повышению ожидаемой продолжительности жизни. А после определенной точки кривая становится более пологой, и сверхдоходы самых богатых стран не конвертируются в значимый рост продолжительности жизни. Второе и более важное наблюдение заключалось в том, что со временем эта кривая, которая теперь известна как кривая Престона, сдвигается вверх по оси Y. Если в 1930-е годы средняя ожидаемая продолжительность жизни в самых бедных странах едва превышала 30 лет, то к 1960-м годам страны с таким же уровнем дохода увеличили ожидаемую продолжительность жизни до 40 лет и выше. Еще более значимым оказалось то, что кривая стала круче, чем была в 1930-е годы: другими словами, самым бедным и умеренно бедным странам требовалось еще меньшее увеличение национального дохода, чтобы достигнуть значительного увеличения ожидаемой продолжительности жизни, – настолько, что страны с душевым доходом около 200 долларов (в ценах США 1963 года) в 1960-е годы обладали той же средней ожидаемой продолжительностью жизни, что и самые богатые страны в 1930-е годы. Если подойти с другой стороны, то можно сформулировать так: чтобы достигнуть диапазона ожидаемой продолжительности жизни 40-60 лет, в 1930-е годы требовался национальный душевой доход в 2,6 раза выше, чем в 1960-е годы.

Каким образом бедные общества добились такого прогресса? Престон утверждал, что лишь небольшая доля увеличения средней продолжительности жизни связана с ростом дохода. Преобладающая доля увеличения происходит от экзогенных факторов, то есть от факторов не связанных или связанных очень слабо с уровнем экономического развития страны. Уже в начале XX века мы можем увидеть примеры того, как работает эта закономерность. Япония, по национальному доходу считавшаяся в начале XX века бедной страной, достигла «необычайно высокой ожидаемой продолжительности жизни», считал Престон, потому что общество сосредоточилось на вопросе личной гигиены, а государство занималось вопросами общественного здоровья, и два этих фактора оказались сильнее фактора бедности. Некоторые колониальные администрации в 1920-е годы добивались того же эффекта, проводя антималярийные кампании, прививая жителей от оспы и принимая меры для предотвращения распространения таких болезней, как холера и чума. Обобщая, можно сказать, что даже в отсутствие лекарств, способных бороться с болезнями (многие из которых откроют только в 1930-е годы), общество могло снизить смертность, если понимало принципы обеззараживания, помещало в карантин заразных больных, обеспечивало чистую воду и пищу, улучшало ситуацию с кормлением детей и обучало население навыкам личной гигиены. В 1930-е годы подобные случаи были скорее исключением, но они создали образцы, которым бедные общества смогли последовать в последующие десятилетия