Опасности городской жизни в СССР в период позднего сталинизма. Здоровье, гигиена и условия жизни 1943-1953 - [113]

1951: ГА РФ. Ф. A-374. Оп. 14. Д. 1702. Л. 9-19.

Но это лишь одна из возможных сложностей. В конце 1990-х годов российские демографы Е. М. Андреев, Л. Е. Дарский и Л. Т. Харькова пересчитали детскую смертность в РСФСР за 1928-1959 годы и пришли к выводу, что по интересующим нас годам данные ЦСУ недооценивают общие показатели примерно на 26-27 %[494]. Но мы не можем использовать корректные цифры этих статистиков для нашего анализа по ряду причин. Во-первых, они не проясняют, как именно производился пересчет. Они не разделяют детскую смертность на городскую и сельскую, поэтому мы не знаем, затронули ли предполагаемые искажения данных ЦСУ город и село в равной мере, или, как это часто заявляется, они в большей мере недооценивали детскую смертность в сельской местности[495]. С нашей точки зрения, для региональных сравнений не менее важно представлять величину статистической погрешности для каждой отдельной области или города.

Диаграмма 5.3a. Детская смертность в городах, Московский регион, 1945-1951 годы

Диаграмма 5.3b. Детская смертность в городах, Центральная Россия, 1945-1951 годы

Диаграмма 5.3c. Детская смертность в городах, Поволжье, 19451951 годы

Диаграмма 5.3d. Детская смертность в городах, Свердловский регион, 1945-1951 годы

Диаграмма 5.3e. Детская смертность в городах, Челябинский регион, 1945-1951 годы

Диаграмма 5.3f. Детская смертность в городах, Молотовский регион, 1945-1951 годы

Диаграмма 5.3g. Детская смертность в городах, Башкирия и Кемеровская область, 1945-1951 годы

Дополняют наши проблемы случаи утаивания данных (underreporting). Всегда остается подозрение, что в случае смерти младенца в первый день жизни его зачастую относили к мертворожденным и таким образом он полностью выпадал из статистики детской смертности. У нас нет способов узнать, насколько распространена была такая практика. Но мы знаем, что утаивание данных происходило в отношении не только младенцев, но и более старших детей и его масштаб изменялся от города к городу и от месяца к месяцу (диаграмма 5.3). Другими словами, занижение не было систематическим, поэтому его невозможно оценить количественно как в целом, так и в отдельных регионах[496].

Исходя из всего этого, у нас нет иного варианта, как выбрать данные ЦСУ в качестве лучших, имеющихся в нашем распоряжении. Они могут быть ошибочны в деталях, но они, по крайней мере, дают общую картину детской смертности, ее динамику по годам и различия между регионами.

В следующем разделе мы будем обсуждать долгосрочные тренды после 1947 года. А здесь я хотел бы проанализировать то влияние, которое оказал голод этого года на детскую смертность, особенно в городах. Если данные табл. 5.7 превратить в диаграмму для каждого региона, то мы увидим, насколько серьезным было это влияние на городское население по всей стране.

В 1945-1946 годах даже с учетом возможной неточности этих данных и необходимости их корректировки на 3-4 % уровень детской смертности в РСФСР снизился до показателей, в целом сравнимых с показателями Англии и Уэльса, Нидерландов и Дании (три европейские страны с наименьшими показателями детской смертности) 25-30-летней давности. В 1947 году детская смертность в РСФСР в целом выросла на 63 %. В городах рост был несколько заметнее, чем в сельской местности – 67 против 60 %. Это различие подчеркивает постоянство «городского штрафа». Были, однако, отдельные сельские районы, где в процентном отношении рост смертности оказался таким же или даже больше, чем в городах того же региона: в первую очередь отметим Кемеровскую, Свердловскую и Челябинскую области, а также Башкирию и Татарию (см. табл. 5.8). Выберем в качестве отправной точки для сравнения детскую смертность в Англии и Уэльсе в период 1889-1891 годов – начало неудачного десятилетия, когда неблагоприятные погодные условия привели к особому росту детской смертности до уровня 218 случаев на 1 тыс. рождений[497]. Некоторые советские города в 1947 году демонстрировали схожие показатели по детской смертности: примерно 160 смертей на 1 тыс. рождений в Кемерове, Куйбышеве, Казани и Уфе; 174 – в Молотове, 176 – в Магнитогорске (Челябинская область); 186 – в Челябинске, 190 – в Горьком и 193 в Свердловске; 205 смертей на 1 тыс. рождений в Ярославле, 207 – в Златоусте (Челябинская область), 214 – в Иванове и 222 в Щербакове (Ярославская область, данных об этом городе нет в табл. 5.7). Мы можем сравнить этот уровень детской смертности с Брэдфордом в 1860-е годы, где фиксировалось 200 смертей на 1 тыс. рождений (к 1900 году показатель снизился до 170), или с Манчестером, где он составлял 190-200 на протяжении всей второй половины XIX века[498].

Таблица 5.8

Рост детской смертности, тыловые промышленные регионы РСФСР, 1946-1947 годы (в процентах)

Примечание: УДС – уровень детской смертности.

Источники: табл. 5.7.

Следует обратить внимание на региональные особенности, прежде всего на масштаб роста детской смертности в разных областях. Эти различия показаны в табл. 5.8. В целом по городским населенным пунктам РСФСР рост составил 67 %. В двух крупных регионах рост детской смертности был заметно выше среднего. Во-первых, это центр текстильной промышленности в Центральной России: Иваново, Ярославль и города Ярославской области. Во-вторых -промышленные регионы на востоке (за исключением, что интересно, Кемеровской области). В Молотове и городах Молотовской области произошел скачок более чем на 75 %. В городах Свердловской области уровень детской смертности вырос на 100 %, в Нижнем Тагиле – самом крупном городе (не считая областного центра) – и вовсе на 118 %. В Челябинске уровень детской смертности вырос на 77 %, но в других городах области он в целом вырос в два раза, причем в Златоусте на 103 %, в Магнитогорске – на 155 %. Если вернуться к табл. 5.7, то мы увидим, что на Урале и, хотя в меньшей степени, в Ярославской области высокий уровень детской смертности сохранялся до 1951 года. О причинах этого мы поговорим в следующем разделе.