Опасная работа - [46]
сверкающая синева и восхитительная свежесть арктического воздуха, хлынувшая через ноздри и наполнившая легкие – вот что навсегда запомнилось мне из этого утра. На одной из колышущихся в воде льдин мы заметили огромного тюленя, гладкого и блестящего; он сонно и совершенно невозмутимо глядел на приближающийся корабль, спокойный и уверенный в себе. Он, казалось, знал, что запрет на охоту будет действовать еще три недели. Вскоре мы увидели на льду и следы медвежьих лап, так похожие на человеческие следы. И это при том, что шотландский снег еще затуманивал стекла наших биноклей.
Упомянув запрет на охоту, я должен пояснить, что по договоренности британских властей с властями Норвегии охота на тюленей запрещалась вплоть до 3 апреля. Причина запрета состояла в том, что в марте матки тюленей рожают и выкармливают детенышей, и если маток начать истреблять до того, как детеныши окрепнут и смогут сами о себе позаботиться, популяция вскоре вымрет. В сезон размножения тюлени собираются вместе в том или ином, видимо, заранее определенном и договоренном месте, а так как место это может находиться где угодно в окружности многих сотен забитых дрейфующими льдами миль, найти его охотнику не так-то легко. Способ обнаружения прост и в то же время достаточно хитроумен. Лавируя по ледяным протокам, корабль видит плывущее в воде стадо тюленей, направление их движения отмечается на карте. Положим, через час появляется другое стадо, на карту наносится и его маршрут. Когда подобных отметок на карте становится несколько, линии тюленьих маршрутов продлеваются. В месте, где линии пересекутся или вблизи этого места и будет, вероятнее всего, находиться основное скопление.
Вид такого лежбища представляет собой поразительную картину. Думаю, что подобного скопления живых существ не найти больше нигде в мире – и это на ледяных просторах, в сотнях миль от гренландских берегов! Объединяются тюлени где-нибудь между 71-м и 74-м градусами северной широты, на долготе еще более неопределенной, но сами животные адрес этот находят безошибочно и без всяких затруднений.
Морж на палубе «Надежды».
Со смотровой площадки главной мачты видно лежбище, которому нет конца. Даже на самой дальней из видимых на горизонте льдин можно различить черные точки, похожие на рассыпанный перец. И повсюду детеныши – неуклюжие бельки с черными носиками и большими темными глазами. Воздух полнится их криками, так похожими на детский плач и крики, что из каюты корабля, находящегося в самой гуще стада, это можно принять за гомон детей в чудовищной величины яслях или детском саду.
«Надежде» в том году одной из первых удалось обнаружить стадо, но до начала разрешенной охоты мы пережили ряд сильных, следовавших один за другим штормовых ветров и волнений на море, подвинувших плавучие льды и заставивших тюленей раньше времени устремиться в воду. Поэтому когда определенный законом срок наконец настал, Природа сильно ограничила нам возможности охоты. Тем не менее на третий день экипаж судна все-таки вышел на лед и начал пожинать плоды своей жестокой деятельности. Деятельность эта, конечно, бесчеловечная, страшная, но не страшнее всякой другой, поставляющей нам на обеденный стол продукты. И все же лужи алой крови на ослепительнобелых ледяных полях под мирным безмолвием синего арктического неба кажутся бесцеремонно грубым вторжением в Природу. Но неумолимая потребность заставляет длить и расширять охоту, а тюлени гибелью своею дают средства к существованию длинной череде поколений мореходов и портовых грузчиков, обдирщиков и дубильщиков, рабочих свечных заводов и торговцев кожами и жиром – всех, кто стоит между убийцами живого, с одной стороны, и щеголем в мягких кожаных сапожках или ученым, протирающим жиром свой тонкий исследовательский инструментарий, – с другой.
Гарпунная пушка.
У меня есть особые основания помнить этот первый день охоты на тюленей из-за того, что приключилось тогда со мною. Я уже сказал, что море было неспокойно, а волнуясь, сталкивало и швыряло льдины, почему капитан и счел небезопасным для человека непривычного выходить на лед. И когда я уже занес ногу над фальшбортом, он приказал мне остаться на корабле. Сопротивление мое оказалось бесполезным, и я расположился на фальшбортах – свесив ноги и болтая ими в воздухе, я пытался унять свою досаду и даже гнев. Так я и качался бы вместе с кораблем, если б не оказалось, что сижу я на тонкой полоске наледи, образовавшейся на дереве фальшборта. И когда судно качнуло посильнее и накренило, я полетел прямиком в воду, в просвет между двумя глыбами льда. На одну из них я выкарабкался, после чего влез обратно на корабль. Однако случай этот помог мне добиться желаемого, капитан заявил, что, так как в воде я и так побывал, то могу спуститься за борт. Изначальные его опасения я оправдал, упав в воду еще дважды за этот день, который и завершил позорным лежанием в постели, в то время как одежда моя была отправлена в машинное отделение для просушки. Утешило меня в моих злоключениях лишь то, что капитана они лишь позабавили, причем настолько, что заставили забыть о скромных результатах охоты, я же довольно долго с тех пор именовался «величайшим ныряльщиком Севера».
