Опасная граница - [117]

— Почему папа должен прикрывать именно ту сторону? — воскликнула Ганка. Ей казалось, что там самое опасное место. Туда не доставал свет фонарей.

— Потому, девочка, — с несвойственной ему любезностью ответил старший вахмистр, — что на той стороне менее опасно. На лугу воды выше колена, и пробраться там сможет только водяной.

— Папа может встать и у окна в спальне, — мужественно возразила Ганка.

— Конечно. Главное, чтобы видеть ту сторону: Я: забыл, что окно вашей спальни Тоже выходит на луг.

«Он смеется надо мной», — обиженно подумала Ганка. Она не любила Пашека. Он казался ей высокомерным и самовлюбленным.

— Пан командир, что, если нам теперь тихо уйти... — предложил Юречка.

— Вы сами говорили, что вокруг часовые. Через луг пройти невозможно. Там вода, она нас выдаст. Шоссе блокировано. Куда ты хочешь идти? Если бы нас было больше, пожалуй, нам удалось бы прорваться, а так... Не забывай, что двоим придется нести носилки. А что смогут сделать остальные двое? Рисковать нельзя: с нами женщины. И потом, я думаю, что транспортировка повредит Маковецу. Не правится он мне, рана у него наверняка опасная.

Юречка понимал, что старший вахмистр во многом прав. Но где же выход?

— А если мы останемся до утра...

— Подожди, не паникуй, — спокойно ответил Пашек. — Утром все изменится. Неужели ты думаешь, что правительство не позаботится о нас?

— Я уже ни во что не верю, — с горечью произнес молодой таможенник.

Ганка нашла в темноте его руку и сжала ее. Он поднес руку девушки к губам и поцеловал. Потом обнял Ганку и притянул к себе. Она испуганно отстранилась.

На повороте шоссе вспыхнул свет — кто-то включил автомобильные фары. Длинный луч дотянулся до шлагбаума и тут же погас.

— Все по местам! — приказал Пашек.

На подоконник открытого окна установили ручной пулемет. Юречка вытащил наполненные магазины, уложил их рядом на стуле, чтобы были под рукой. Он ничего не видел, только слабо освещенную платформу. Куда целиться? В огоньки выстрелов? Имеет ли свет фонарей какое-нибудь значение? Или он на руку нападающим?

Ганка подошла и встала рядом с ним. Она слышала, как отец гремит чем-то в спальне. Потом заскрипели створки открываемого окна и по комнате пронесся сквозняк. Марван был где-то снаружи, наверное в зале ожидания. Пашек стоял у двери. Все затихли, с тревогой ожидая, что же будет.

Как ни странно, Ганке в эти минуты не было страшно. Любопытство ваяло верх, тем более что рядом стоял Юречка. Его присутствие успокаивало ее.

— Что теперь будет? — шепотом спросила она.

— Вам нельзя здесь оставаться, — сказал он твердо.

— Почему вы меня гоните? — возразила она.

— Тише, Ганка, тише, — попросила мать.

— Я останусь здесь, — упрямилась Ганка.

— Ладно,— уступил Юречка, — но если начнется стрельба...

— Не все ли это равно?

Он взял Ганку за руку, крепко сжал ее. Значит, она осталась здесь из-за него. Они держались за руки и молчали.

Свет на шоссе больше не включали. На лугу и на путях воцарилась тишина. Потом Пашек сказал что-то Марвану и они заспорили. Бас старшего вахмистра звучал оглушительно, он не умел разговаривать тихо.

— Пан Юречка, а что было бы... — начала Ганка, но он прервал ее:

— Не называй меня «пан Юречка»!

— А как? — удивилась девушка.

— Иржи.

— Иржи... — медленно повторила она, будто хотела запомнить его навсегда.

Она опиралась о стену, держа его за руку. Он придвинулся к ней ближе. Ганка взглянула на мать. Та наклонилась к печи, щурясь от жара. Юречка потянулся к девушке, чтобы поцеловать ее, но она увернулась, и поцелуй пришелся куда-то за ухо.

— Нет-нет, не надо! — прошептала она.

— Почему?

— Не надо, и все...

Юречка отошел от девушки и прикрыл окно. Марван стоял, прислонившись к штабелю старых шпал. Пашек направился к шлагбауму. Он шел, громко кашляя, и кашель его был слышен далеко вокруг.

Марван устал, ему хотелось, чтобы эта ночь прошла спокойно, без инцидентов. Он не был трусом. Наоборот, в нем сидела какая-то упрямая воинственность, но сейчас все преимущества были на стороне противника. Марван служил на границе со времени образования Чехословакии. Начинал он службу в Словакии, побывал и на польской, и на румынской границе. Молодым его часто перебрасывали с места на место. Женившись, он попросился в Чехию. Да, много он пережил, много трудностей перенес за годы службы таможенником. Однако сегодняшние трудности с теми, прежними, не шли ни в какое сравнение.

С давних пор народы, населявшие пограничные области, жили в мире и согласии. Национальная рознь, возникшая в последнее десятилетие, коренилась в самой социальной природе их общества, основанного на лжи и эксплуатации бедных слоев населения, к которым принадлежали большинство местных жителей. Эту рознь умело подогревала и использовала в своих целях фашистская пропаганда. В результате в настоящее время нацистскими идеями оказались заражены почти все немцы, проживавшие в Чехословакии. Гитлера они провозгласили чуть ли не божеством, его идеологию — своей религией. Гуманистические идеалы оказались попраны и преданы забвению.

В первый день мятежа погибли многие. Еще не было принято решение о передаче Германии пограничных областей с преобладающим немецким населением, а шлукновский выступ уже заняли отряды генлейновцев и группы вооруженных орднеров. «Пятая колонна», хорошо оснащенная и обученная за границей, повела своих соплеменников в наступление.