Опасная граница - [119]

Шрифт
Интервал

— А кому хочется во что-то ввязываться? — усмехнулся Пашек. — Может, они в отличие от нас сразу сдались и теперь посиживают себе где-нибудь преспокойно.

— Вы хоть представляете, что с нами было бы, если бы мы сдались? — с раздражением спросил Марван. — Вы что, не слышали о разгромленных жандармских участках? О том, как разъяренная толпа добивает раненых? Поймите же вы, наконец, что немцы не желают вести никаких переговоров. Вы сами в этом убедились. Они скорее с нас кожу сдерут, чтобы доказать миру, будто самостоятельно освободили свой фатерланд и что насильственное присоединение к рейху есть самое верное решение судетского вопроса.

Пашек ничего не ответил. Его молчание свидетельствовало о том, что он не согласен с Марваном.

Стейскал в спор не вмешивался, а этот Пашек его просто раздражал. Раньше он считал его решительным и смелым человеком, но теперь... Конечно Марван прав. Тот, кто следил за событиями, понимал, что скрывается за все возрастающими требованиями судетских немцев. И вот наступила кульминация. Наверняка фашистская Германия предпримет решительные действия. Кто же встанет на защиту маленькой Чехословакии? Союзнические обязательства намерен выполнять только СССР.

В дом вбежал Юречка:

— Пан Стейскал, эти шпалы меня беспокоят. Представляете, если с той стороны за них спрячутся немцы! Они же перестреляют нас, как зайцев.

— Хочешь их убрать? Знаешь, какие они тяжелые?

— Убрать не хочу, а поджечь можно. Они бы всю ночь горели.

— Они мокрые. Дождь идет уже несколько дней.

— У вас есть керосин, а в сенях я видел промасленную ветошь.

— К мы у немцев как на ладони, — возразил Стейскал.

— Зато мы будем видеть луг, железную дорогу и шоссе. А при свете они не осмелятся на нас напасть.

— В этом что-то есть, — поддержал парня Марван.

— Сейчас я устрою костер! — воскликнул Юречка, радуясь своей идее.

Ему никто не возражал. Даже Пашек, к всеобщему удивлению, промолчал.

Стейскал вышел в сени, молодой таможенник последовал за ним. В щели между сложенными шпалами они засунули ветошь, облили ее керосином и подожгли. Сначала загорелся маленький огонек, но он быстро набрал силу и вскоре весь штабель был охвачен пламенем. Тьма отступила. Яркий свет залил рельсы, дом и все вокруг. Ветер гнал по платформе едкий дым.

— Вряд ли это разумно, — проговорил Пашек. — Теперь мы и на платформу не сможем выйти, а нас видно со всех сторон.

— Будем дежурить в зале ожидания. Оттуда можно все увидеть, оставаясь незамеченным. Зарево освещает даже подступы сзади. Смотрите! — показал Марван в окно.

Красное зарево разливалось лавиной. Было освещено и шоссе, и деревья по обочине.

— Если бы так горело всю ночь..

Пашек положил голову на руки. Через мгновение все услышали его похрапывание.

Ганка включила старый радиоприемник, стоявший на комоде.

— Что ты хочешь поймать? — спросила Стейскалова. — Да еще ночью! Прагу даже днем не слышно.

— Я давно вам говорила, чтобы купили новый приемник, — бросила девушка.

— Кто будет его слушать? Нас он только раздражает.

— Хотите спрятать голову под крыло? — насмешливо спросила Ганка. — Хоть узнаем, что делается в стране. — Она начала крутить ручку настройки, но на всех волнах звучала только музыка. Наконец она поймала волну, на которой диктор читал сообщение, но по-немецки. Слышно было плохо, и они разбирали лишь отдельные слова.

— Стой! Кто идет? — закричал вдруг снаружи Юречка.

Мужчины вскочили, схватили оружие и выбежали из дома.

— Руки вверх! — послышался голос Юречки.

В красном зареве, освещавшем платформу и железно-дорожные пути, они увидели человека с поднятыми руками.

— Добрый вечер, пан старший вахмистр, — произнес человек на хорошем чешском. Правда, произношение у него было несколько тверже, чем положено.

— Что вы здесь делаете, Гентшель? — спросил старший вахмистр.

— Тише, пан командир. Никто не должен знать, что я к вам пришел, — усмехнулся тот.

В свете пламени все увидели его поцарапанное лицо, синяк под глазом, разорванную одежду.

— Как вы сюда пробрались? — спросил Марван.

— Так и пробрался. Кое-где пришлось ползти.

— С чем же вы к нам пожаловали? — спросил старший вахмистр.

— Мои соплеменники здорово меня отделали, заперли в сарае и пообещали утром повесить на каштане у костела. Прекрасная перспектива, не правда ли?

— Вы вступили в драку с ними?

— Вообще-то я бы с удовольствием им хорошенько всыпал, но их оказалось слишком много. Эти синяки от палки старого Мебиуса. Он все пытался выбить мне глаз: мел, очень уж дерзко я смотрю.

От гигантского костра в небо взлетали снопы искр, черный дым ел глаза, и люди вынуждены были отойти к дому.

— Чего же вы хотите? — спросил Пашек.

— Я всегда там, где происходят главные события.

— Опустите руки и пройдемте в дом, а то мы наверняка хорошо видны издали, — сказал Марван.

Они вошли в дом, только Юречка остался в зале ожидания.

Нельзя сказать, чтобы Пашек обрадовался появлению Гентшеля. С ним у старшего вахмистра были связаны разного рода неприятности. Как коммунист и антифашист, побывавший в Испании и вернувшийся оттуда после серьезного ранения, Гентшель находился под надзором полиции и должен был регулярно отмечаться в жандармском участке. Когда Для укрепления отрядов местной охраны в них стали набирать местных антифашистов, Гентшель откликнулся одним из первых. Пашек воспротивился этому: он не хотел иметь среди своих людей заговорщика. Свое нежелание взять Гентшеля в отряд Пашек мотивировал тем, что тот был ранен и еще не долечился. Теперь же этот буян, который наверняка имел отношение к недавней стачке в Шлукнове, пришел к ним, потому что его отколотили земляки. «Поделом», — злорадствовал старший вахмистр.


Рекомендуем почитать
Комбинации против Хода Истории[сборник повестей]

Сборник исторических рассказов о гражданской войне между красными и белыми с точки зрения добровольца Народной Армии КомУча.Сборник вышел на русском языке в Германии: Verlag Thomas Beckmann, Verein Freier Kulturaktion e. V., Berlin — Brandenburg, 1997.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Сильные духом (в сокращении)

Американского летчика сбивают над оккупированной Францией. Его самолет падает неподалеку от городка, жители которого, вдохновляемые своим пастором, укрывают от гестапо евреев. Присутствие американца и его страстное увлечение юной беженкой могут навлечь беду на весь город.В основе романа лежит реальная история о любви и отваге в страшные годы войны.


Синие солдаты

Студент филфака, красноармеец Сергей Суров с осени 1941 г. переживает все тяготы и лишения немецкого плена. Оставив позади страшные будни непосильного труда, издевательств и безысходности, ценой невероятных усилий он совершает побег с острова Рюген до берегов Норвегии…Повесть автобиографична.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.