Они шли с Васко да Гама - [53]

По тропинке приближались голоса. Церковный двор стал наполняться людьми, — худыми, загорелыми, странно одетыми, со всклокоченными бородами и впалыми глазами, с улыбками, открывавшими беззубые десны. Многие дрожали в вечерней прохладе, и все шли, покачиваясь так странно, словно почва колыхалась у них под ногами. Из монастыря выбежали монахи. Один из них схватился за веревку колокола, и звон поднялся над голосами монахов и моряков. Еще громче раздался гулкий выстрел пушки с «Беррио». Гул пушки утих, но колокол продолжал звонить. Свечи на алтаре запылали сова. На «Беррио» зажглись фонари. От красного по струистой воде шла блестящая дорожка. Ее пересекла лодка, и по тропинке стали подниматься еще люди. Кто-то держал горящий факел в начале тропинки. Они шли сквозь оранжевый свет в ногу, но с тем же странным раскачиванием: Николай Коэльо в синем бархате, с драгоценной пряжкой на плече, блестевшей при свете факела; тонкая, черная фигура Денниса О’Коннора с футляром для перьев и чернильницей у пояса и с оправленным в золото кинжалом рядом с ним; Фернан Мартинес, возвышающийся над всеми, великолепный в своем желтом атласе, с золотыми кольцами в ушах; Велозо, хвастливый и нарядный, в новом алом плаще с золотой бахромой.

— Нам надо было подождать и одеться понаряднее, Жоан, — сказал Шон, — а не показываться в нашем обычном пиратском виде.

— Ничего, — отозвался Жоан. — Честь корабля поддержит Николай и Велозо… Глядя на него, всякий скажет, что он открыл Индию сам, без всякой помощи.

Николай Коэльо и его почетный телохранитель не могли долго сохранять свое достоинство, так как через минуту руки Луизы обвились вокруг шеи капитана, а матросы собрались вокруг, слушая с улыбкой, как она задает ему множество вопросов, слишком быстро, чтобы он успевал отвечать:

— Где Васко да Гама? Вы и вправду нашли Индию? Какая чудесная пряжка! Это тебе подарила какая-нибудь красивая девушка? Привез ли ты прекрасную индийскую принцессу себе в невесты? Ты знаешь, я приняла Шона за мавританского пирата? Ты рад меня видеть? Это в самом деле «Беррио»? Он совсем не похож на себя. Где ваши флаги? И где Васко да Гама?

Этот вопрос задавали все, и Николай Коэльо сказал, достаточно громко, чтобы его услышали все:

— Наш Адмирал идет где-то позади нас. Он приказал мне спешить в Португалию, как только я смогу. Мы так и сделали. Теперь дайте нам войти в церковь и возблагодарить Бога за то, что он сохранил нас во всех наших опасностях, и помолиться о благополучном прибытии Васко да Гама.

Колокол умолк, и церковь наполнилась голосами, певшими «Тебе Бога хвалим». Громкий звон церковного колокола и выстрел с «Беррио» разбудили город. Когда моряки вышли из церкви, их окружила толпа. Люди спешили сюда на лодках, на лошадях, на ослах, на мулах. Многие бежали пешком по темной дороге. Жены искали своих мужей, сыновья — отцов, сестры — братьев, девушки — возлюбленных. Многие пришли просто из любопытства, и эти говорили громче всех. Слова: «Васко да Гама — Индия — богатства — драгоценности — пряности», так и летали по всему церковному двору, но многие в толпе молчали, от радости или горя. Какая-то старушка с морщинистым лицом под спутанными седыми волосами схватила, рыдая, Шона за руку:

— Мой сын, Перо Эсколяр! Где он?

— Он там, с Адмиралом, — ответил Шон.

Женщина повернулась и, не поблагодарив, исчезла в толпе. К Жоану приблизился загорелый, низенький человечек и спросил:

— Можете ли вы сказать мне, юный сеньор, о матросе по имени Санчо Мехия?

И Жоан ответил с грустью:

— Могу, сеньор. Мне жаль его. Он был храбрый человек. Он умер в Гвинейском заливе два месяца назад.

Человечек прошептал:

— Только два месяца назад! — и прислонился на миг к стене. Потом он сказал: — Это был мой брат. Видел ли он Индию и улицы, вымощенные золотом? Видел ли Санчо Индию, сеньор?

— Он видел Индию, — ответил Жоан.

— Благодарю, сеньор, — сказал человечек и заковылял прочь в темноту. Слышно было, как он бормочет на ходу: — Только два месяца назад!

Жоан обратился к Шону:

— Это похуже каликутского плена. Николай отпустил нас ночевать на берегу. Давай, разыщем Луизу и проводим ее домой.

Рядом с ним кто-то проворчал:

— И давно пора. Или мои лошади должны портить себе ноги, стоя всю ночь на этих камнях?

Жоан обернулся.

— Это ты, Дамиан? — сказал он глядя в лицо старого слуги. — Я рад тебя видеть.

— Спасибо, сеньор. Это я и никто другой. Я не знаю больше никого, кто мог бы стоять здесь с заката солнца в ожидании простуды, ревматизма, лихорадки или даже оспы. Я тоже рад вас видеть, сеньор, но всему должны быть пределы, а я — слуга, а не сова, как я часто замечал вашей сестрице. Вам и вашему другу придется воспользоваться моей лошадью, сеньор. Она стара и крива, так что спотыкается, особенно ночью, но вы с ней поладите…

— Нет, — быстро сказал Жоан. — Я лучше побегу, Дамиан, и снова почувствую землю под ногами. А ты, Шон?

— Я тоже, — сказал Шон, — с Коном… — и положил руку на голову пса.

Кон держался у его колена и двинулся вместе с ним так, словно был прикован к нему, как и сонный попугай у него на плече.

Они разыскали Луизу и усадили ее на того самого белого коня.