Они придут завтра - [8]

Закрыл глаза и сразу провалился во тьму. Вокруг поплыли зеленые круги, золотые пески, в ушах зашумели разлапистые сосны. Запахи смолы кружили голову. И с чего это отец-железнодорожник оставил благодатную Латвию и махнул в Сибирь? Вместе с отцом и он, Вольдемар, стал бродягой. В поисках куска хлеба парнишка пятнадцати лет укатил в Маньчжурию, где на станции Цицикар устроился учеником слесаря. Прокладывали Китайскую восточную железную дорогу. А через год он уже слесарил в депо Илаирской на Сибирской железной дороге. О позоре Цусимы и Порт-Артура и расстреле перед Зимним Дворцом услышал на станции Тайга. В кого стреляли, сволочи!..

Бертин застонал, или показалось? Вольдемар снова забылся. Да, после тех событий жизнь закатала его, как жухлую траву перекати-поле. С Забайкальской железной дороги ушел на винокуренный завод. Выслужился до машиниста, можно было бы осесть и остепениться. Так нет же, потянуло на Лену, на прииски «Средний» и «Крутой» Надеждинского и Витимского горного округа. Там и заразился «золотой» болезнью. Не сразу. Зиму 1911—1912 годов все еще слесарил в пароходстве Громова, на холодной реке Лене, суровой и раздольной, как сама Сибирь. А мысли, душа, сердце были уже в тайге, на безымянных золотоносных речках. Ни ленский расстрел рабочих, ни слухи о каторжной жизни на приисках не испугали и не остановили его. Летом Вольдемар устроился старателем на прииск «Хомолоко» Витимского горного округа. Вот это была жизнь! Не сладкая, зато — один на один с тайгой, сам себе и царь, и судья. Сопки, реки, луга — все твое, все для тебя. И это новое, такое сильное ощущение, постоянный азарт, — ловить фарт, удачу, счастье за хвост, находить, промывать и по крупинкам собирать золото! Какое оно тяжелое и совсем не блестит! Никчемный пирит сверкает куда ярче, что красный мухомор перед буроватым белым грибом. А какая разница, ежели их пустить в дело!

Прослышал — на реке Чаре собирают драгу. Машина сама за человека будет выгребать породу, мыть золото. Не утерпел и подался к новинке, чтобы своими руками пощупать и собрать ее.

А тут и войной запахло. Встал вопрос, кого защищать? Царя, который под окнами своего дворца расстрелял рабочих? Золотопромышленников, расстрелявших старателей на Лене только за то, что они не хотели есть тухлую конину и отдавать на грязную потеху своих жен управляющим? Пусть хозяева сами идут в окопы кормить вшей и защищать свои миллионы…

Вольдемар Бертин сменил паспорт и стал Василием Глуховым, вятским отходником. И пошел он гулять по Сибири, Однако, не дремало и царево око. Полиция схватила его в механической мастерской на прииске «Андреевском» Витимского горного округа. С мая по декабрь 1914 года Бертина держали в тюрьме за уклонение от воинской службы. Потом кто-то из чиновников сообразил — и ведь царю для войны нужны не только солдаты, но и золото. Чем кормить такого человека за казенный счет, пусть-ка он постарается во славу царя-батюшки, носит драгоценный металл на алтарь отечества. На каких только приисках не побывал старатель до осени 1916 года, пока его не забрили в солдаты и не погнали в окопы.

Вольдемар Петрович Бертин и с ним еще около семисот нижних чинов не захотели воевать ни за царя, ни за Временное правительство. Август, самый сытый и благословенный месяц в тайге, стал для Вольдемара Петровича невезучим. Его, солдата Первой запасной артиллерийской батареи, как и сотни других, командование Пятой армии арестовало и 25 августа 1917 года посадило в Двинскую тюрьму за то, что он не поддержал Временное правительство и отказался от участия в наступлении, за агитацию против войны. В сентябре всех их из Двинска отправили в Москву, в Бутырскую тюрьму.

И все же Вольдемар Петрович пошел в бой. На этот раз сам, по своей доброй воле. Это было в октябре, когда рабочие Красной Пресни последовали примеру рабочих Петрограда. От тех памятных дней сохранилась фотография двинцев с плакатом над ним: «Вся власть Советам! Привет Московскому Совету рабочих и солдатских депутатов!» И подпись:

«Солдаты Пятой армии Северного фронта и красногвардейцы команды «Двинцев» — активные участники в борьбе за победу Великой Октябрьской социалистической революции в 1917 году».

Если бы Сморчок увидел этот снимок, а карательная экспедиция Колмыкова могла связаться с Москвой!.. И дернуло же его тогда оставить Москву. Сколько же туда позже прибыло латышских стрелков! Какая это была бы хорошая компания!

Потянуло в тайгу. Советской власти нужно золото, и он найдет его! Бертина отпустили, но разве он мог предположить тогда, что мутная волна контрреволюции, подобно цунами, перекинется за Урал а Сибирь и на берегу Охотского моря накроет его.

Карательным отряд полковника Широких арестовал большевиков-активистов Охотска 3 августа 1918 года и препроводил их в Хабаровск в распоряжение атамана Колмыкова. И вот почти полгода держат их в вагоне смертников. Бьют до потери сознания. Почему же не расстреливают? И чего белые хотят от него? Чтобы он сам добровольно вынес себе смертный приговор, признавшись в том, что и в Охотске был активным сторонником Советской власти? Бертин застонал от холода. Кто-то накрыл его теплой тряпкой, и он чуть слышно выдавил из себя: