Они были не одни - [18]

— Только не говорите ни слова! — строго наказали они.

Впереди шли другие крестьяне, тоже держа опинги в руках и ведя под уздцы ослов. Нам с Зарче стало страшно, но расспрашивать стариков мы не решались. Шли мы, шли, дворец все ближе и все прекраснее, а толпа перед ним шумит и гудит. Вот наконец добрались до самого дворца. И что же мы там увидели? Посередине площади стояла виселица, и на ней раскачивались два трупа. А поодаль, на гумне, сплошь усеянном колючками, пятеро босых крестьян, запряженных, как волы, молотили снопы, и какой-то дьяволенок с бичом в руке нещадно стегал их и при этом покрикивал: «Хоп! Хоп!» Крестьяне, как настоящие волы, ходили вокруг столба босыми ногами по колючкам! Тут же стояли пятеро людей — должно быть, это были приближенные бея, — они смеялись и подзадоривали мальчишку, стегавшего крестьян бичом:

— А ну-ка, молодой бей! Не давай спуску этим разбойникам, так их, хорошенько их!

Поперек дороги, которая вела на площадь, была протянута цепь, и никто не смел за нее переступать. Сеймены били, раздевали, грабили путников, которые имели несчастье попасться им в лапы. Те, до кого не дошла очередь подвергнуться побоям и ограблению, оставляли своих лошадей и ослов и падали на колени перед Синан-беем, который сидел на троне с серебряным револьвером в руке и дико вращал зрачками. Мальчишка — видать, второй сынок бея — в это время вскочил на спину одному из крестьян, стеганул его хлыстом и, смеясь, погнал, как коня.

— Мне кажется, он недостаточно суров! — заметил Синан-бей одному из сейменов, указывая на мальчишку, который вцепился ногтями крестьянину в лицо.

Дядя Нестор нечаянно рукавом своего талагана[17] слегка задел молодого бея. Тот тотчас же спрыгнул со спины крестьянина и, оседлав дядю Нестора, погнал его так неистово, что камни могли испугаться. Пена выступила на губах у мальчишки; стегает он дядю Нестора хлыстом, словно взбесившийся дикий кот, раздирает ему лицо. Хотел он было убить дядю Нестора на месте и потребовал у бея револьвер. А Синан-бей на все это посматривает и приговаривает: «Так его, так его! Развлекайся в полное свое удовольствие!» Крестьяне целуют землю у ног бея, дрожат, как осиновые листья. И до чего же нам — мне и Зарче — стало страшно! Мы и расплакались. «Хо-хо! Что там за мышата пищат? Возьмите их да бросьте в колодец!» — приказал бей. Тут мы совсем от испуга голову потеряли. Кровавый туман в глазах, ничего не видим! Подошли к нам два молодых бея, наверное, внуки Синан-бея, хвать нас за уши, потом как стеганут хлыстом по лицу!.. У нас только искры из глаз посыпались. И кулаками, и пинками, и хлыстами погнали нас к колодцу… «Вот смотрите, где вы будете жить!» — визжали бейчата. Мы плакали и молили их: «Ради аллаха пощадите нас, милостивые беи! Пощады, пощады!» — умоляли мы. Уж не знаю, что заставило их изменить свое решение, но только не бросили они нас в колодец, а снова поволокли к Синан-бею. «Показали мы этим мышатам, где для них норки приготовлены!» — «Разбойники еще смеют плакать!» — сказал один из приближенных Синан-бея. Потом они принялись нас грабить: забрали все деньги до последней меджитэ[18], даже уголь отняли, и потом отпустили на все четыре стороны.

Только мы вышли на дорогу, глядь — приближается свадьба: жених, невеста, гости, все честь по чести. И только это шествие достигло цепи, протянутой поперек дороги, как два сеймена набросились на невесту, стащили ее с лошади и поволокли во дворец, а остальные окружили гостей, чтобы те не сбежали. Одного крестьянина, который пытался сопротивляться, нещадно избили. Что было дальше, мы не знаем. Бросились мы оттуда со всех ног, но уже не на базар в Корчу, где нам и продавать-то было нечего, а назад, к себе, в Дритас. Бежим, плачем, боже милостивый! Скоро догнал нас Ярче… а ухо у него отрезано. Подождали мы дядю Нестора. Догнал нас и этот несчастный; все лицо в крови, на месте правого глаза — впадина: молодой бей вырвал ему глаз. Ужас, ужас! «Хорошо расправился с нами Синан-бей, на всю жизнь запомним», — стонал дядя Ярче. Долго еще после этого нам казалось, что бей пошлет за нами погоню, чтобы схватить… и в колодец!»

Коровеш замолчал и снова принялся набивать табаком трубку. Слушатели сидели, затаив дыхание. Выпустив первые клубы дыма, старик посмотрел на них и добавил:

— Все, что я вам рассказал, похоже на сказку о страшных драконах, но таковы были тогдашние беи. Один чуть помягче, другой злее, но все они походили на этого страшного Синан-бея Плассу.

— Но почему же свадьба не избрала себе другого пути, не пошла в обход? — спросил один из парней.

— Эх, сынок! Каким бы путем она ни пошла, все равно один конец! В долине палачи, а в горах разбойники. Палачи и разбойники — родные братья, и от них не спастись. А если бы Синан-бей узнал, что свадьба пыталась обойти его земли и миновать дворец, за такую дерзость он бы всех убил: и жениха, и невесту, и гостей.

— За что так издевался над крестьянами этот Синан-бей? — спросил Петри.

Старик немного подумал и ответил:

— Рассказывали, что крестьяне часто восставали против него. Им удалось заманить в ловушку и убить его родного брата, да и сам он однажды едва ушел от их рук, чуть было не поплатился головой. Вот с тех пор он и мстил крестьянам. И даже тех, кто служил ему верой и правдой, в конце концов иногда находили в канаве зарезанными. «Они рады бы перегрызть мне горло, да я перегрызу им раньше!» — так думал Синан-бей про крестьян, так думали и другие беи.