Они были не одни - [17]

— Ну, что? Не видать их еще?

Но у бея был завидный аппетит, и, покончив с закуской, он решил не дожидаться представителей местной власти и распорядился подавать обед. И каким же замечательным обедом его потчевали!

— Клянусь честью, ни в Корче, ни даже в Тиране я так вкусно не ел, как здесь! Дивный воздух, благословенные места… — приговаривал бей, жуя крылышко цыпленка.

После обеда он отправился отдохнуть в свою башню. Эту ночь он собирался провести в селе — у него еще найдется время поговорить с крестьянами о делах.

* * *

К вечеру крестьяне снова собрались на площади. Разбившись на группы, они беседовали о всякой всячине, но больше всего — о своем бее и о беях вообще. Вокруг дяди Коровеша столпились молодежь и человек пять стариков. Подошел и Петри Зарче. Коровеш говорил:

— Вот что я вам скажу, ребятки… Еще совсем недавно у нас боялись произносить имя бея не только с осуждением, но даже с похвалой, а теперь… — он запнулся, покачал головой и, улыбнувшись, сказал: — Хотите, я расскажу вам одну историю? Только вот беда: позабыл захватить с собой табак. Кто из вас добежит до моей Коровешихи и принесет табаку?..

Все мальчишки вызвались исполнить это поручение. Но старик остановил свой выбор на самом маленьком, который побежал и мигом вернулся с трубкой.

— Эх, молодежь, молодежь, вы еще не знаете жизни — с вас по семь шкур не драли… — начал дядя Коровеш. — А вот взгляните на нас, стариков. Недаром нам достались и эти седины и эти морщины. Вот у Нело остался только один глаз. Посмотрите на правую ногу Калеша — и увидите, что на ней только два пальца. Вам и в голову не приходило спросить у Стефо, почему у него отрезано ухо… И мало ли что еще… — Старик на минуту погрузился в раздумье и закурил от трута. Перед ним, словно печальный туман, возникли видения седой старины. — Да… Многое пришлось нам в свое время услышать от своих стариков, много такого, чего своими глазами не видели, — продолжал Коровеш. — Но то, что творил в округе Корчи Синан-бей, я думаю, вам и представить себе трудно. Теперь от всех его дворцов остались одни развалины…

— Синан-бей?

— Синан-бей Пласса, будь проклята его память! — проскрежетал старик.

— Уж не приходится ли этот Синан-бей Пласса дедом нашему Каплан-бею? — спросил один из парней.

— Все беи между собой родня, все одной породы, — ответил Коровеш. — Сказать по правде, этот Синан-бей был бичом всей округи! Вы ведь бывали в Корче! Так вот, там, на окраине города, и до сегодняшнего дня виднеются развалины стен дворца Синан-бея. В свое время он был могущественнее самого султана. Что я говорю? Могущественнее самого господа бога! В его дворцах было все, вплоть до птичьего молока. Говорят, что стекла в его окнах мыли не водой, а молоком, — подумайте, молоком овец и коз, которых отбирали у крестьян!

— Этакий разбойник! — отозвались слушатели.

— У Синан-бея была не одна, не две и не три жены, как у некоторых нынешних беев, а целый гарем, точь-в-точь как у самого султана. И злосчастные жены эти были дочерьми и женами крестьян окрестных деревень — оттуда их похищали для бея его сеймены. Горе той девушке или женщине, которая приглянулась бею! Либо он волок ее в гарем, либо приказывал утопить в колодце! Дважды он созывал всех девушек и молодых женщин со всей округи якобы для того, чтобы мыть полы во дворце и выбивать ковры. Однако не за тем собирал он их к себе во дворец… Рассмотрев их одну за другой, бей отделял тех, кто пришелся ему по вкусу, и запирал у себя, чтобы удовлетворить свою проклятую похоть. А затем или прогонял их, или оставлял в своем гареме, или… в колодец!

Никто из крестьян не смел в то время строить хижины с очагом. Дым мог подниматься только из трубы Синан-бея! Рассказывали, что однажды, возвращаясь с прогулки, бей в одном селении заметил дом с трубой. Он взбесился так, что не приведи бог! Вырвал у хозяина дома клещами язык и уши, а потом заставил окровавленного крестьянина взобраться на крышу своего дома и сломать трубу! Но и этого ему показалось мало. Он отнял у несчастного землю, поджег его дом, а самого, связанного, истекающего кровью, увез с собой. Больше об этом бедняге никто ничего не слышал. Разумеется, и он нашел свою смерть в колодце.

— Подумать, подумать только, как этот палач глумился над людьми! — восклицали молодые крестьяне.

— Но одну историю, о которой мне рассказывал дед, — упокой, господи, его душу, — я никогда не забуду. Ни мы, ни отцы наши, ни деды не застали Синан-бея, а случилось это при наших предках, что жили в здешних местах лет триста тому назад и терпели всяческие муки от этого изверга. Так вот что рассказывал мне дед, который слышал про это от своего деда:

— В ту пору мне было лет шестнадцать, и мне еще ни разу не довелось бывать на базаре в Корче. Как-то раз, еще с ночи, нагрузили мы с Зарче — он был моим сверстником — ослов углем, и родители, поручив нас попечению дяди Нестора, прадеда Нело, и дяди Ярче, прадеда Калеша, послали нас на базар в Корчу продавать уголь. (Не забывайте, ребятки, что все это рассказывал мой дед, слышавший об этом от своего деда!) Так вот, говорил дед, отправились мы в путь. Но вскоре по дороге, вслед нам просвистело несколько камней; мы поняли, что это забавляется тамошний ага. Пройдя дальше полем, мы наконец добрались до Плассы, что на окраине Корчи. Еще издали увидели дворец — чудо-дворец, такой, что и во сне не приснится. Перед ним стояла большая толпа, но что там делалось, мы рассмотреть не могли. Дядя Нестор и дядя Ярче о чем-то между собой пошептались. Мы заметили, что оба они изменились в лице. Потом приказали нам снять опинги и взять под уздцы ослов.