Она друг Пушкина была. Часть 2 - [78]

Если вдуматься, — этот зафиксированный хроникёром малозначительный эпизод оказывается ценной реликвией того времени. Уловленным мгновением моментально рассыпающейся картинки калейдоскопа. Одной из многих в бесконечной веренице разнообразных проявлений бытия, легкомысленного и жестокого. Эпохи, отмеченной крайностями. Военными поселениями, декабристским восстанием, суровой расправой с его участниками, мятежом в Польше, сибирским трактом, превратившимся с той поры в безостановочный конвейер для доставки в ледяную пустошь ссыльных и каторжан; холерными бунтами, войнами, дуэлями, гибелью двух великих поэтов, Пушкина и Лермонтова. А с другой стороны, безумной каруселью развлечений — балов, карнавалов, катаний с ледяных горок, игрой в кошки-мышки на вечерах в салоне императрицы, её флиртами со всем Кавалергардским полком, гаремом царя, не уступающим сералям восточных сатрапов; интригами, травлей не вписывающихся в бездумную круговерть личностей, не очень невинными забавами, как описанный выше эпизод, как шалости с рассылкой шутливых дипломов… Трагическое и комическое — неотъемлемые спутники человеческой истории, проявились в этой эпохе с особой зловещей силой. В ней корни дальнейшей судьбы России и её народа, кровавого XX века. Подобно тому, как в абсолютизме, достигшем апогея при Людовике XIV, — истоки первой французской революции, якобинской диктатуры, наполеонизма, всеобщей европейской смуты. Рыба загнивает с головы. Неограниченность власти рикошетирует в верноподданных разрушением морали и законности, ожесточением нравов, бездуховностью и в конечном счёте крушением человеческой личности…

Среди прочих записей Фикельмон о Скарятине привлекает одна, которая проливает свет на её интимную жизнь;

Наш Скарятин — совершенный характер. Этот молодой человек — сама почтенность, благородство и совершенство. В этом отношении только его могу уподобить Ришару Актону. Вот почему я люблю его всей своей душой и питаю к нему истинную и нежную дружбу.

Ришар Актон — юношеское увлечение Долли. Его отец Джон Френсис Эдвард Актон — был первым министром при дворе короля Неаполя Фердинанда IV (с 1816 г. короля обеих Сицилий и в качестве такового именовавшегося Фердинандом I). Он, по сведениям Смирновой-Россет, известен также как фаворит королевы Каролины Неаполитанской. 3 мая 1821 г. Долли вышла замуж за гр. Фикельмона, недавно назначенного австрийским посланником при сицилийском дворе. Там, в Неаполе, юная графиня и познакомилась с Ришаром Актоном. Он стал её первой любовью. Нам ничего не известно об этом романе. Сохранились смутные сведения, что поначалу семейная жизнь супругов Фикельмон не ладилась и они даже чуть было не разошлись. Позднее Долли скажет о Ришаре — он был мне другом, братом. Значит, чувство долга перевесило. Молодая женщина нашла силы устоять перед страстью к обожаемому человеку. Чтобы заглушить душевную муку, Долли взяла на воспитание девочку из простой итальянской семьи — Магдалину. Несколько лет она не могла родить собственного ребёнка. Появление на свет в 1825 г. дочери Элизалекс закрепило её брак с Фикельмоном.

Но до рождения дочери она ещё раз пережила бурное чувство. На сей раз к русскому императору Александру I. Это случилось в Петербурге в 1823 г. во время пребывания «любезного трио» (так царь называл Е. М. Хитрово и её двух дочерей — Долли и Екатерину).

Странно читать эти полные обожания к молодой, девятнадцатилетней женщине письма 46-летнего царя (отрывки из них впервые опубликованы в книге Н. Раевского[176]). Так не вяжутся они с известным обликом сдержанного фрунтового профессора, как нарёк его Пушкин. Личность Александра до сего времени продолжает озадачивать исследователей. В последние годы жизни он стал мистиком, увлёкся учением пиетистов — разновидностью протестантства. Зная о заговоре декабристов, ничего не предпринимал для его ликвидации. Он неожиданно ушёл из жизни в 48 лет. И никто с достоверностью всё ещё не может сказать, умер ли он или стал скитником, оставив на смертном одре в Таганроге удивительно похожего на себя старца Кузьмича…

Роман Долли с царём, впрочем, как и другие её увлечения, остался платоническим… Было ли это действительно искреннее чувство или в нём превалировало тщеславие, упоение вниманием могучего монарха, самообман молодой женщины, жаждущей любить и ещё не научившейся обуздывать свои порывы, — не берусь судить. А может… Может, Долли начала этот флирт, чтобы помочь Елизавете Михайловне устроить её материальные дела? Ведь это и было главной целью их приезда в Россию. Такой вариант вполне, допустим. Что ни говори, она была дочерью своей матери, на всю Европу прославившейся своей практической хваткой. Да и сама Долли уже юной девушкой обнаружила здравый смысл и расчёт, выйдя замуж за человека старше её почти на 28 лет. Трезвость, умение извлекать выгоду из полезных знакомств и, прежде всего, из дружеских отношений с императорской четой, проявлялись в нашей прекрасной и доброй посланнице в годы службы Фикельмона в Петербурге… Делала она это элегантно, не попирая грубо нравственные нормы. Можно ли судить её за это, ежели сие качество суть человеческой натуры? Вполне возможно, начав светскую игру с императором Александром, молодая посланница увлеклась им. Позднее она не раз будет вспоминать о нём в дневнике как о самом замечательном человеке, с которым столкнула её судьба. Довольно часто увлекаясь (страстность натуры тоже от матери), она всегда подавляла влечение сердца. Но любовь к Ришару осталась единственным и глубоким чувством на всю жизнь. Ещё дважды упоминает о нём Долли в своём петербургском дневнике. В мае 1832 г. она озабочена разразившейся в Париже холерой, где проживал в это время её друг. Кстати, эта запись свидетельствует о непрерывающейся между ней и Актоном переписке. Ришар сообщил ей о своей предстоящей женитьбе. Долли искренне желает ему счастья. Другая запись сделана весной 1837 г.: