Она друг Пушкина была. Часть 2 - [79]

Тяжёлой была зима этого 1837 г., которая отняла у нас Пушкина, сердечного друга мамы, а кроме того, лишила меня Ришара Актона, друга, брата моей молодости, счастливой и прекрасной молодости в Неаполе! Он умер в Париже от осложнения после гриппа, оставив молодую и красивую жену, сына двух лет и свою несчастную безутешную мать! Он был Провидением для своей многочисленной семьи и для всех своих друзей. Благородное и большое сердце, рыцарская и чистая душа, способная на редкую и бесценную дружбу, встречающуюся только по особому Божьему благоволению! Его место в моём сердце остаётся незанятым, как и место Адель (Стакельберг. — С. Б.). Это страницы из книги моей жизни, перевёрнутые навсегда!

Долли была знакома и с братом Григория Скарятина — Фёдором, адъютантом московского генерал-губернатора. Записала в дневнике о его женитьбе на фрейлине Озеровой, дочери шталмейстера, сенатора Петра Ивановича Озерова. Я приведу эту запись, ибо в ней идёт речь о московских знакомых Пушкина.

Мадемуазель Озерова приехала из Москвы вместе с этой княжной (Анной Щербатовой. — С. Б.). Обе начали дворцовую жизнь, столь нелёгкую для тех, кто наделён большой душой и чувствами, но для мадемуазель Озеровой она продлится недолго, т. к. её брак с Фёдором Скарятиным уже решён. Эта любовь продолжается 8 лет, её не сломили никакие препятствия. Она вообще некрасивая, но хорошо сложена и излучает доброту и ум. Он — прекрасный молодой человек с довольно красивым лицом и оригинальным умом[177].

Пожалуй, стоит рассказать ещё об одном кавалергарде из свиты Долли Фикельмон — графе Василии Павловиче Кутузове, сыне генерал-адъютанта Павла Васильевича Голенищева-Кутузова — командира Кавалергардского полка, главного директора Кадетских корпусов, члена Государственного совета, а в тридцатые годы — петербургского военного генерал-губернатора. Василий и его отец были добрыми знакомыми Пушкина, с которыми он встречался в обществе, и прежде всего в салонах Фикельмон и Хитрово. В пушкинистике о них почти ничего не известно. И я позволю приоткрыть дверцу в их биографию. Василий Кутузов (1803—1873) вступил на военную службу в 1820 г. колонновожатым. Затем — прапорщик, корнет, адъютант великого князя Константина, поручик. Красивый, обходительный и очень добрый, Кутузов был любимцем петербургского общества. Долли питала искреннюю привязанность к этому милому молодому человеку, ласково называла его Василенько. Васенькой величает его в своих мемуарах и Смирнова-Россет. До конца жизни он оставался, что называется, добрым малым, остряком, весельчаком, выпивохой и занятным собеседником. Он даже сумел растопить сердца чванливых прусских офицеров, среди которых провёл последние годы жизни в качестве российского военного атташе в Берлине, а в действительности же военного агента России. Кайзер проявлял к нему особое расположение, приглашал на охоту, обеды, вечера в узком кругу приближённых. Александр II тоже осыпал его своими милостями. Через год после назначения в Берлин, в 1867 году, Кутузов произведён в генерал-адъютанты, ещё через год — в генерал-лейтенанты, затем ему были пожалованы орден Св. Анны, сабля с алмазами и орден Белого Орла с мечами. Здесь же, в Пруссии, на потсдамских манёврах он неожиданно скончался от апоплексического удара. Вильгельм был так огорчён смертью генерала, что отменил свой приезд на смотр. Почтил своим присутствием отпевание усопшего в русской посольской церкви в Берлине. Тело покойного было перевезено с военными почестями в Потсдам и там, в сопровождении кортежа офицеров от всех полков местного гарнизона, торжественно захоронено на территории русской церкви Александра Невского. Но вернёмся на сорок лет назад, в Петербург, в беспечные времена его молодости, дружбы с очаровательной австрийской посланницей…

Вчера простилась с молодым Кутузовым, с которым часто встречалась в последнее время. Характер у него благороден в такой же степени, как красиво его лицо. Он уезжает, печальный и меланхоличный, в Варшаву. Там находится женщина, в которую он влюблён вот уже несколько лет, и именно сейчас его судьба должна решиться. По всей вероятности, он будет вынужден отказаться от неё. Его родители не желают и слышать об этой женитьбе, а он не хочет счастья, которое не будет благословлено матерью и отцом, — записала Фикельмон 4 ноября 1829 года.

Мне нравится Кутузов, он с каждым днём всё больше привязывает к себе. Я бы хотела сблизиться с ним, как с Фрибертом. Он умён, в его сердце много тепла, благородства в помыслах, он из той очень редкой категории людей, которые могут быть друзьями женщины, относиться к ней с доверием, при этом не волочась за ней.

Я уже рассказывала о благоговейном отношении Долли к своему австрийскому другу Фриберту Гогенлое. Нерастраченное чувство любви, словно саднящая рана, подтачивало душу молодой женщины, постоянно прорывалось вспышками нежности к встречаемым мужчинам. Подобных излияний немало в дневнике Долли. Они звучат диссонансом её уверениям в семейном счастье, выдают гложущее одиночество, заглушаемую тоску о близости с родственной душой, с добрым, умным и красивым сверстником, не отцом, каким в сущности был для неё граф Фикельмон.