Она друг Пушкина была. Часть 1 - [38]

<…> эта женщина не будет счастлива, я в этом уверена! Она носит на челе печать страдания.

А её мольбы о прощении продолжают звучать в веках!

Как же быть с единственным «аргументом»?

С единственным «аргументом» в пользу связей владельцев замка с убийцей поэта? Портретом и визитной карточкой Дантеса в Бродзянском имении? Вот уже полвека пушкинисты пытаются разгадать загадку их появления в усадьбе Александрины.

Как уже упоминалось выше, зимой 1843 года супруги Дантесы общались в Вене с Фризенгофами. А им, Густаву Фогелю фон Фризенгоф и его жене Наталье Ивановне, это общение не стоило никаких моральных угрызений совести. Пушкин мало что говорил их сердцу.

Сам Фризенгоф лично не знавал Пушкина, с Натальей Николаевной познакомился, когда она уже вдовствовала. Можно предположить, что с ними она не вела разговоров ни о Дантесе, ни о Геккерене — слишком мучительной для неё была эта тема. Наталья Ивановна большую часть жизни провела за границей. Была ли она знакома с Пушкиным — не имеет существенного значения. Знакомство могло быть совсем шапочным, во время её коротких наездов в Россию. И следовательно, не коснулось никаких струн её в общем-то доброго сердца. С Натальей Николаевной, своей кузиной, она подружилась позже, в их бытность в Петербурге в 1839—1841 годах. Жили они в одном доме, Фризенгофы этажом выше. Известно, что летом 1841 года супруги Фризенгофы гостили у Натальи Николаевны в Михайловском. Подтверждение этому — письмо Пушкиной брату Дмитрию в Полотняный завод: Фризенгофы тоже очаровательны. Муж — молодой человек, очень остроумный[94]. Вместе с Фризенгофами поселились в том же петербургском доме и приёмные родители Натальи Ивановны — де Местры.

В начале XIX века о фрейлине Екатерине Ивановне Загряжской ходили слухи, что она тайно родила ребёнка от Александра I. Во всяком случае, она так и не вышла замуж, а внебрачная дочь, приписываемая её отцу И. А. Загряжскому, была удивительно похожа на царя, особенно выпуклыми синими глазами. В Бродзянском замке сохранилось предание, что она на самом деле была дочерью Александра I. В семье Гончаровых воспитывался ещё один внебрачный ребёнок, Август Иванович Мюнтель. Глазами с поволокой он напоминал Екатерину Ивановну Загряжскую, имел сходство и с Натальей Ивановной — предполагаемой его сестрой. Держался он важно и напыщенно, манерничал, разыгрывал важного барина. Был поводом для постоянных насмешек со стороны детей Гончаровых. Любопытно, что Наталья Ивановна была записана на имя некоего таинственного помещика Иоанна Иванова, а Августу дали только его отчество и немецкую, для отвода глаз, фамилию таинственной матери, то ли гувернантки, то ли бонны. Вполне возможно, что оба отпрыска были внебрачными детьми фрейлины Загряжской от известного шалуна — русского императора.

Этим преданьем старины глубокой поделился с Николаем Раевским внук Александрины Гончаровой — Георг Вельсбург. Вероятно, она сама рассказала эту историю своей дочери. К тому времени все действующие лица её давно уже отошли в мир иной. Отпала необходимость соблюдать тайну их жизни, тщательно оберегаемую Загряжскими-Гончаровыми. Возможно, Александрине захотелось пустить пыль в глаза своему зятю, герцогу Элимару Ольденбургскому, потомку шведской королевской династии Ваза? Завеса над тайной была приподнята после смерти Натальи Ивановны в 1850 году. Её предполагаемая мать Екатерина Ивановна Загряжская умерла восемь лет до неё. Перед лицом смерти немеет любая ложь. Родные решились наконец назвать в смертном акте (сохранившемся в бродзянском архиве) истинное девичье имя умершей баронессы — Н. И. Фогель фон Фризенгоф: …урождённая Загряжская волею Божию помре октября двенадцатого дня тысяча восемьсот пятидесятого года и погребена того же года и месяца семнадцатого числа в Александра-Невского Лавре.

Как бы то ни было, Наталья Ивановна была хорошо обеспечена, молодость провела в путешествиях по Европе. А в 1836 году вышла замуж за атташе австрийского посольства в Неаполе Густава Фризенгофа…

В 1841 году[95] австрийский дипломат Фризенгоф с женой вернулись из России в Австрию. Барон продолжал службу в австрийском министерстве иностранных дел. Ничто не мешало Фризенгофам общаться с Дантесами. Красивый, умевший казаться очаровательным, Дантес разыгрывал в эту пору роль несчастного человека, для которого трагически оборвалась так блестяще начатая карьера. Наталья Ивановна Фризенгоф поверила в искренность его показных угрызений совести. Презрение к нему проживающих в Вене русских, бесспорно, вызывало её сочувствие. Можно предположить, что после смерти жены в ноябре 1843 года Дантес прискакал к «батюшке» Геккерену в Вену искать у него утешения. Он возобновил свои встречи и с Фризенгофами. Вот именно тогда, в 1844 году, австрийский художник С. Вагнер написал его портрет. В этом же году Фризенгофы приобрели имение в Бродзянах. И отправились в словацкую усадьбу устраивать своё гнёздышко. А Дантес, предвидя, что расстаются они надолго, подарил Фризенгофам свой портрет с автографом — размашистым замысловатым росчерком. Аккуратный по-немецки Густав Фризенгоф приклеил визитную карточку Дантеса в специальный альбом для визиток. После него осталось несколько таких альбомов — естественно, что у дипломата был обширный круг знакомств. И визитная карточка Дантеса вместе с многочисленными другими стала частью семейного архива. Сто лет пролежала она, никем не потревоженная, — какое дело наследникам Фризенгофа до мало что говорящего им Дантеса. До 1945 года, до того самого момента, когда, после освобождения Чехословакии советскими войсками, на Бродзяны совершил набег проф. Исаченко. Он жадно набросился на оставшийся в усадьбе архив. И извлёк на божий свет злополучную карточку Дантеса. А что из этого получилось, мы уже знаем.