Она друг Пушкина была. Часть 1 - [40]

[96], обнаруженный мною в Бродзянской усадьбе, а также несколько семейных портретов…

О дальнейшей судьбе бродзянских реликвий уже много писалось. Но от внимания исследователей ускользнул любопытный факт, на который я натолкнулась в одном из писем А. Исаченко — профессору М. П. Алексееву от 5 марта 1974 года:

В 1949 году Братиславский университет праздновал юбилей Пушкина. Была открыта небольшая выставка фотографий, снятых с оригиналов до их пересылки в Россию. Я составил сценарий, и чехословацкая киностудия в Братиславе засняла короткометражный фильм (16 мм), причём текст был составлен и прочитан мной… (Выделено мною. — С. Б.)

Отыскать бы этот фильм! Тогда бы можно с достоверностью установить, какие из вещей бродзянского архива остались у Исаченко. Пушкинистов долго занимала судьба восьми уникальных альбомов с рисунками Ксавье де Местра. О них рассказал Н. Раевский в книге «Портреты заговорили». В нынешнем Литературном музее имени Пушкина в Бродзянах хранится только один из этих альбомов. Где остальные — неизвестно.

Я просматривала так странно вручавшиеся мне документы — по одной страничке в руки. Зазвонил телефон. Хозяйка направилась к телефону вместе с папкой.

— Пока вы разговариваете, разрешите мне просмотреть остальные документы, — попросила я.

— Нет! — Она даже прижала к себе папку. — Не люблю этого!

Вернувшись, бесцеремонно заявила, что ей пора заняться обедом. Но если я проявляю интерес к остальным документам, могу прийти в другой раз.

— Может, сделаем проще, — предложила я, — вместо того, чтобы переписывать от руки бумаги, которые вы мне доверяете, я сделаю с них ксерокопии?

— Нет! Это невозможно! — отрезала она.

Уговорились о встрече в ближайший понедельник у неё дома. Вечером в воскресенье она позвонила мне и сухо, ничего не объясняя, сказала, что встретиться у неё мы не можем — лучше на том же месте, в кафе.

— А как же документы? — растерянно спросила я.

— Я возьму их с собой в кафе. До свиданья! — И она повесила трубку.

Делать нечего, в кафе так в кафе. Сама себя обременяет — ей же придётся ждать, пока я перепишу эту пачку документов.

Встретила она меня как ни в чём не бывало, улыбкой — в этот раз ещё более клыкастой. Мы снова заказали по чашечке кофе. Без обиняков объяснила, почему не смогла принять меня у себя:

— Муж запретил мне приводить в дом советскую журналистку. Он вообще не питает доверия к журналистам. Согласитесь, это его право.

И, видимо, желая загладить свою бесцеремонность, вытащила из сумочки газетную вырезку.

— Посмотрите-ка, что я для вас нашла. Это статья моего дяди Сергея Григорьевича Трубецкого. Он писатель и журналист. Живёт в Нью-Йорке. В Париже вышел двухтомник его истории о роде Трубецких.

— Я всё хочу вас спросить — вы из тех самых Трубецких, в чьём роду был декабрист?

— Нет, наши роды были в родственных отношениях, но кем мои предки доводились декабристу, не могу вам сказать. Дядя, Сергей Григорьевич, говорил, да я запамятовала. Память у меня никудышная. Вы лучше попробуйте достать дядину книгу. И сами разберитесь, как там было. А копию его статьи я вам дарю. В ней — история моего пушкинского кольца.

— Здесь что-то напутано. Это заметил ещё Николай Раевский после ознакомления со статьёй вашего отца «Родственники Пушкина в Словакии». Я даже выписала для вас цитату Раевского. Послушайте, что он пишет: В конце статьи автор упоминает о кольце, принадлежавшем Александрине Николаевне, и утверждает, что видел его собственными глазами: «Это женское золотое кольцо, обтянутое железом. Александрина его носила, и тогда в кольце была бирюза». Здесь кроется какое-то недоразумение — несомненно, принадлежавшее Александрине Николаевне кольцо, которое графиня Вельсбург показала мне 21 апреля 1938 года, железом не обтянуто, и бирюза в нём была[97].

— Разве в вашем кольце теперь нет бирюзы?

— Моё тоже с бирюзой, и она вделана в металл. Взгляните-ка ещё раз на фотографию. — Варвара Александровна вытащила её из папки. — Видите — передняя часть сделана из тёмного металла.

Фотография была прежняя — маленькое — в лупу не рассмотреть — колечко.

— Как я вам уже говорила, папа предположил, что в кольцо впаяно кандальное железо. Прочтите внимательно статью и всё поймёте. Анна Михайловна Игумнова, кстати, рассказывает о нём в своих воспоминаниях. Но она утверждает, что кольцо сделано из подковы, которую нашли, гуляя в окрестностях замка, Наталья Ольденбургская с одним из сыновей Пушкина. И герцогиня сделала из неё два кольца — себе и своему кузену на счастье. Какая нелепость! Каждый знает, что подкова приносит счастье, когда она цельная. Память, видимо, изменяет Игумновой. Ничего не поделаешь — возраст. Ведь ей уже за девяносто!

— Вы обещали мне увеличить фотографию, — напомнила я ей.

— Да, я говорила об этом с мужем. Обещал сделать. Но он очень занятой человек. Придётся подождать.

Она дала мне несколько листков из архива отца. А сама стала просматривать газетную подшивку. Доверенные мне странички представляли растянувшуюся на несколько лет переписку проф. Исаченко с пушкинистами относительно бродзянского архива. Первый документ являлся «списком предметов», найденных в усадьбе Бродзяны в 1946 году. Делегация чехословацких писателей передала его в сентябре 1947 года Союзу советских писателей вместе с некоторыми вещами из Бродзян. Оказалось, что в Россию поступила смехотворно малая часть обнаруженных Исаченко реликвий из замка. А где же всё остальное? Где восемь альбомов с бесценными рисунками Ксавье де Местра? Семейные портреты Гончаровых? Дагеротип Натальи Николаевны, виденный Николаем Раевским в 1938 году? Рисунки Жуковского, автограф его стихотворения «Мотылёк и цветы», вписанный в альбом Натальи Ивановны? Богатейшая, в десять тысяч томов, библиотека из замка? Мебель, картины? Визитная карточка Дантеса?