Она друг Пушкина была. Часть 1 - [160]

Рылеев смиренно ответил, что хотя приговор друга жесток, но он имеет полное право так думать. Не для свободы своих дурачеств удерживает он жену в деревне, а чтоб не сделать её свидетельницей своих страданий и борьбы с совестью.

— Теперь ты понимаешь, — почему повесть твоя стрелой вошла в моё сердце, вот почему я открылся перед тобою.

Разговор с другом не остудил его горячую голову. Он, поэт гражданской лирики, вдруг запел соловьём. Всего шесть любовных посланий — во всём его творческом наследии, и все шесть посвящены очаровавшей, околдовавшей его польке! Эта неожиданная страсть подняла его на такие высоты поэзии, что, задержись он на них, сбылось бы предсказание Пушкина: Рылеев будет министром на Парнасе!..

Я не хочу любви твоей,

Я не могу её присвоить;

Я отвечать не в силах ей,

Моя душа твоей не стоит…

А дальше — отзвуки их бесед. Красавица пыталась внушить ему христианские добродетели. Он возражал ей:

Прощаешь ты врагам своим —

Я не знаком с сим чувством нежным

И оскорбителям моим

Плачу отмщеньем неизбежным.

Лишь временно кажусь я слаб,

Движеньями души владею;

Не христианин и не раб,

Прощать обид я не умею…

Зароненное в душу поэта любимой женщиной зерно христианского всепрощения проросло не сразу. Потом в тюрьме, когда было столько времени для раздумий, когда не было никаких сомнений в ожидавшей его участи, он вспоминал свою лживую мучительницу, их задушевные беседы, её слова о необходимости прощать врагам обиды. Он до конца жизни был уверен в её вероломстве, но сумел простить. На пороге в другой мир Рылеев стал христианином. На кленовых листьях выколол иголкой стихотворение и сумел передать его князю Е. П. Оболенскому в соседний каземат.

Ты прав: Христос — спаситель наш один, —

И мир, и истина, и благо наше.

Блажен, в ком дух над плотью властелин,

Кто твёрдо шествует к Христовой чаше…

Какое неожиданное взросление человеческого духа! Этот приобретённый — в отмеренные судьбой мгновения жизни — дар завещал в последнем письме к жене. У него было всего лишь одно предсмертное желание: Настеньку благословляю… Старайся перелить в неё твои христианские чувства, и она будет счастлива, несмотря ни на какие превратности в жизни…

Стихотворение «К N. N.» — исповедь самому себе в часы бессонницы. Без всякого сомнения, оно не попало к той, кому адресовано. Не мог же он объяснить ей единственную — не нравственным долгом перед семьей рождённую — причину отказа от её любви: Любовь никак нейдёт на ум: / Увы! моя отчизна страждет, — / Душа в волненьи тяжких дум / Теперь одной свободы жаждет.

Днём он брал себя в руки — будни были полны забот. Редакторская работа в «Полярной звезде», встречи с соратниками, заседания Думы, судейские обязанности. А по ночам вновь кошмары, борьба со страстью, слёзы бессилия. Он лишился сна, стал говорить вслух с самим собой. И вновь хватался за перо — чувства звенели незнакомой ему музыкой любви.

Покинь меня, мой милый друг!

Твой взор, твой голос мне опасен:

Я испытал любви недуг,

И знаю я, как он ужасен…

Но что, безумный, я сказал?

К чему укоры и упрёки?

Уж я твой узник, друг жестокий,

Твой взор меня очаровал!

Я увлечён своей судьбою,

Я сам к погибели бегу:

Боюся встретиться с тобою,

А не встречаться не могу.

Рылеев продолжал ездить в дом К. Казалось, все сговорились потворствовать его страсти. Когда он несколько дней не появлялся у неё, приезжал кто-нибудь из друзей и почти насильно увозил его к ней. То, чего он так боялся, свершилось. Прекрасная госпожа К. сумела соблазнить поэта. Он удивлён — куда исчезли страдания, грусть, тревоги? Он полон счастья. Любовь окрылила, возродила, душа поёт — рождается «Элегия».

Исполнились мои желанья,

Сбылись давнишние мечты:

Мои жестокие страданья,

Мою любовь узнала ты!

Себя напрасно я тревожил,

За страсть вполне я награждён;

Я вновь для счастья сердцем ожил,

Исчезла грусть, как смутный сон.

Так, окроплён росой отрадной,

В тот час, когда горит восток,

Вновь воскресает ночью хладной

Полузавялый василёк.

Следующее стихотворение «К N. N.»[331] близко по настроению, мыслям, чувствам к предыдущему. Оно раскрывает и тайну их сближения.

Когда душа изнемогала

В борьбе с болезнью роковой,

Ты посетить, мой друг, желала

Уединённый угол мой.

Твой голос нежный, взор волшебный

Хотел страдальца оживить,

Хотела ты покой целебный

В взволнованную душу влить.

Сие отрадное участье,

Сие вниманье, милый друг,

Мне снова возвратили счастье

И исцелили мой недуг…

Я думаю, вы уже догадались, кто была эта женщина. Конечно же, это наша Мата Хари — Каролина Собаньская. Нарисованный Бестужевым портрет соответствует её облику, всему тому, что мы знаем о ней, — красивая, ловкая, вкрадчивая и сердечная, умная и начитанная, с горящим, огненным взглядом. И ещё — то, о чём писал А. Раевский, что видел в ней Пушкин: всё в ней так просто и так мило! Полька, приехала в Петербург по тяжбе мужа. Ей необходимо распутать это обременённое неизвестными нам уголовными мотивами дело, чтобы наконец получить развод. Она действительно развелась вскоре — в 1825 году. Но семейные хлопоты — всего лишь предлог и для появления в столице, и для знакомства с Рылеевым. Цель у неё была иная, столь же высокая, как у Рылеева, — Патриотическое общество Польши поручило ей установить связь с петербургскими заговорщиками. Как видим, чтобы добиться этого, она даже пошла на связь с Рылеевым. Ей поэт посвятил ещё одно стихотворение — «В альбом T. С. К». Содержание его позволяет считать первым в этом лирическом цикле. Здесь ещё нет ни болезненных укоров совести, ни мук раздирающей душу страсти. Вместо интимного «ты» последующих стихотворных посланий присутствует вежливое «вы».