— ни один причастный к движению поляк не пострадал от репрессий. Вспомним также и о Иерониме Собаньском, первом муже Каролины. Как я уже говорила, он был членом Польского патриотического общества, принимал участие в переговорах с декабристами. Неслучайно в компании Мицкевича и Ежовского сопровождал Собаньскую в крымском путешествии. Витту, без всякого сомнения, было известно об его участии в заговоре. Но и о нём — молчок. Собаньский и граф Тарновской отделались месячным заключением в крепости, затем выпущены под надзор. Хотя у Каролины было достаточно оснований отомстить мужу, которого глубоко презирала. Предала бы его, если бы была коварной российской шпионкой. О причине размолвки с Собаньским она рассказывала Мицкевичу и Пушкину. У обоих находим подтверждение этому. Помните пушкинские слова:
…и ваше собственное существование, такое жестокое и бурное, такое отличное от того, каким оно должно быть? Мицкевич в «Барских конфедератах» заставил свою героиню — графиню — высказаться за Собаньскую:
А почему моя семья толкнула меня, девочку, на брак с дурно воспитанным человеком, невеждой, пьяницей, чтоб не сказать хуже? Умный Витт (это признавал даже желчный Вигель) в письме императору Александру (от 13 августа 1825 г.) весьма наивно объяснял причину неожиданного скопища в Одессе поляков — они собрались со всех польских губерний в ожидании
ответов, которые должны были получиться, о дальнейшей судьбе двух виленских профессоров — Мицкевича и Ежовского
[328]. Это
вынудило меня следить за ними с особенной строгостью, но здесь поведение их оказалось вполне безупречным. Так и чудится, что мысль эта продиктована Собаньской. Ведь, по словам Вигеля, она писала не шибко грамотному Витту его донесения. Это утверждал и историограф Н. Г. Чулков, обнаруживший в архиве Литературного музея в Москве написанные рукой Собаньской агентурные доносы Витта на декабристов. Но как увидим дальше, эти обработанные Каролиной послания были просто-напросто отписками, видимостью усердия и старания. Что же касается Вигеля, вновь возникает вопрос — откуда такая осведомлённость? И о доносах, и о переписке их Собаньской? Кстати, Вигеля можно уличить в очевидной лжи. При всей моей антипатии к генералу должна отметить — он пополнял недостатки образования разнообразным чтением. Современники утверждали, будто он хорошо разбирался в литературе, любил пространно и красноречиво поговорить о ней. Знал французский, немецкий, польский, русский языки и читал произведения в оригинале. Это он снабжал Собаньскую книжными новинками. М. Ф. де Рибас вспоминал, что Собаньская рассказывала его матери, как она вместе с Пушкиным читала «Адольфа» Констана. Но ещё раньше вспомнил об этом Пушкин:
Дорогая Элленора, позвольте мне называть вас этим именем, напоминающим мне и жгучие чтения моих юных лет, и нежный призрак, прельщавший меня тогда…
Выходит, что Собаньская была двойным агентом. Я не сильна в детективном жанре, но, по моему разумению, двойных агентов не бывает. Те, которых так называют, служат одному хозяину. Но прикидываются, что работают на другого. Запутывают, ловчат, обманывают ложными или пустыми показаниями. Вот образчик такого рода донесения. Его писал Витт, диктовала или редактировала Собаньская. Письмо работодателю — императору Александру: Стараясь открыть причину недовольства там, где оно могло открыться (именно это и поручил император Витту — выяснять настроения польского населения), мои агенты, по счастливой случайности, напали на след гораздо более важного и серьёзного дела, могущего иметь самые печальные последствия, так как тут речь идёт, государь, о спокойствии Вашего императорского величества. В письме, посланном мною генералу Дибичу в Варшаву, я коснулся слегка одного дела, по поводу которого он желал иметь от меня некоторые сведения, но в это время я сам был ещё по пути к открытию истины, теперь же имею все сведения, знаю также цель, которую желают постигнуть, и потому осмеливаюсь просить Ваше величество аудиенции, так как дело касается вещей, которые не могут быть переданы письменно и которые возможно сообщить лишь Вашему императорскому величеству — Вы будете, государь, на пути к разъяснению многих событий.
Витт ловчил — во-первых, он хорошо был осведомлён о деятельности Польского патриотического общества. Неслучайно великий князь Константин, польский наместник, не только не доверял ему, но считал, что за ним самим надобно иметь весьма большое и крепкое наблюдение. Во-вторых, ещё в июне 1825 года Витт уже получил от Бошняка достаточно информации о заговоре декабристов. Примечательно, что Мицкевич (видимо, от Собаньской) знал подоплёку этой сложной игры Витта. Об этом он сказал в своей парижской лекции: …граф не спешил предупредить правительство. С одной стороны, он хорошо знал генерала Аракчеева, в ту пору облечённого императором всей полнотой власти. С другой стороны, хотел выяснить, каковы планы заговорщиков и средства, которыми они располагали. Но донос Шервуда заставил Витта послать рапорт в Петербург[329]. Родственник Витта, Ксаверий Браницкий, даже утверждал, что генерал вначале подумывал примкнуть к заговору. Будто бы он наивно полагал, что речь шла всего лишь
