Он ведёт меня - [73]

А как объяснить то более значительное зло, которое принес с собой коммунизм? Эти люди не понаслышке знали о сталинском терроре; почти у каждого в нашем кругу был друг или родственник или хотя бы знакомый, который побывал в сибирских лагерях принудительных работ. Где же тогда та «человечность», которой так хвалилась эта система? Или аборты. Взять хотя бы аборты. Здесь, в одном только нашем маленьком городке, делалось, по официальной статистике, по пятьдесят шесть абортов ежедневно, а что сказать об остальном Советском Союзе? Это ли не способ воспитать в людях человечность?

В Советском Союзе аборты легальны. Аборт сделают любой женщине, которая этого пожелает. Правительство утверждает, что вынуждено было легализовать аборты, чтобы предотвратить подпольную практику. Даже совместный заработок мужа и жены практически не позволяет прокормить более одного-двух детей, поэтому аборты делают все. И все же их преследуют сомнения. Больничные коридоры, прилегающие к кабинетам, где делают аборты, увешаны плакатами, не поощряющими аборт, но, напротив, информирующими пациентов о том, какой физический и психологический вред может нанести им подобная операция. Врачи, медсестры и другие работники больниц пытаются отговорить пациенток от операции. Много лет спустя после аборта женщины признаются, что никак не могут избавиться от чувства вины. И это не «верующие», но обычные женщины и девушки, получившие всестороннее атеистическое воспитание в советской школе.

Даже для коммунизма это основополагающий вопрос жизни и смерти, добра и зла. При таком легком отношении к уничтожению жизни на самом корню, говорили люди, кто же воспрепятствует распространению подобных умонастроений? Общество? Едва ли. Общество не может даже должным образом позаботиться об уже существующих проблемах преступности и других общественных беспорядков. А когда общество, в сущности, поддерживает зло, к чему это должно приводить? Можно ли верить, что человек своими силами справится с проблемами человечества? Обратимся к истории и увидим, как низко падали одно за другим некогда цивилизованные государства.

В ходе подобных бесед я постепенно переходил к понятиям Бога и религии, греховной человеческой природы и искупления, Христа и Его Царства. Разумеется, что я говорил и как далеко заходил, зависело от того, кто был мой собеседник и какова была его готовность слушать. Мои ближайшие друзья знали, что я священник, и иногда слушали меня с большим интересом; другим я просто признавался со смущением, что я «верующий», и ждал их реакции, чтобы понять, куда может завести такая беседа.

Кому-то становилось любопытно, и мне начинали задавать дальнейшие вопросы; кто-то только пожимал плечами; кто-то принимался яростно нападать на религию и Церковь. Нападки эти всегда вращались вокруг церковных злоупотреблений, которые являются главным козырем всякой атеистической пропаганды: вокруг жадности церковников и того, как Церковь и священники продают за деньги свечки и иконы, вокруг сексуальных извращений священников и монахинь, вокруг политического влияния и Церкви при царе и ее стремления к власти, странных аскетических обычаев и покаянных подвигов «святых» и даже пыток инквизиции. Все, что только возможно вменить в вину Церкви и церковникам с их человеческими слабостями, в мельчайших подробностях обсуждается в школьных курсах атеизма и выставляется напоказ в музеях атеизма. Это единственная сторона Церкви, о которой слышал средний представитель этого поколения, поэтому его неприятие Церкви и религии, основанное на этих искажениях и полуправде, вполне объяснимо. Я не пытался опровергать эти обвинения: одному Богу известно, можно ли их опровергнуть, – но просто старался вновь перевести разговор на те истины веры, которые имели какое-то отношение к нашей предшествующей беседе о смысле жизни и братстве людей.

Я рассуждал о Боге, о том, каков Он, согласно моей вере, о творении и о замысле Божием для человека и всего мира. Я говорил о грехопадении и грехе, о том, как человек отверг Бога и Его замысел, о пришедшем в мир нарушении порядка и о зле, досаждающем человечеству по причине этого нарушения, которое мы называем грехом. Я говорил об обещанном Богом Искупителе и о пришествии Христа. Я говорил о поданном Им примере совершенной человеческой жизни, в которой каждая мысль и каждый поступок посвящены исполнению воли Божией, воли Отца, чем восстанавливается тот совершенный порядок, который Бог изначально замышлял для всего человечества. Я говорил о том, что Он претерпел все унижения, какие только могут выпасть на долю человека: родился в нищенских условиях, был беден, тридцать лет провел за скучнейшим, будничным трудом в маленькой, жалкой деревушке, вкусил отвержение, страдание и боль и в конце концов смерть, конец, который приходит к каждому человеку. Я говорил о Его воскресении и торжестве над смертью – этом центральном событии всей христианской веры, которое дает нам уверенность в существовании жизни после смерти, жизни после этой жизни, уверенность в том, что в человеке и в его существовании здесь, на земле есть смысл, который превосходит смерть.