Он ведёт меня - [64]

Глава восемнадцатая Смирение

Торжество Пасхи навсегда останется моим самым ярким воспоминанием о Норильске; к сожалению, оно послужило также причиной моего отъезда. Предварявшие его недели Великого Поста были из числа самых напряженных, какие мне когда-либо приходилось пережить в своем священническом служении. Отец Виктор и отец Нерон уехали из Норильска, и я остался один, паства же была больше, чем когда-либо прежде. Весь Великий Пост все свое свободное время я посвящал таинствам исповеди и крещения. В Вербное воскресенье я отслужил три Мессы и на каждой из них проповедовал и предупреждал людей, что будут проводиться все службы Страстной недели. После Месс в Вербное воскресение люди толпились вокруг меня и просили меня о традиционном благословении пасхальной пищи. Поскольку я был один, а дел было так много, я сформировал особый комитет, который должен был отвечать за организацию этого благословения. В специальном блокноте мы набросали карту города Норильска, выбрали определенные места сбора и назначили определенное время: так каждый, кто не может прийти в мой маленький балок, сможет прийти туда в назначенный час, чтобы я благословил его пищу. Когда все организационные вопросы были более или менее решены, я подсчитал, что мне придется начать в пять утра в пятницу, работать круглосуточно, и тогда, можно надеяться, ко времени пасхальной Мессы я закончу.

Всю пятницу, как и все предыдущие вечера после работы я в огромном количестве выслушивал пасхальные исповеди. В пятницу вечером, после богослужения Великой пятницы, я начал свой тур по городу. Куда бы я ни пришел, всюду меня ждали люди – даже среди ночи и в долгие морозные часы раннего утра. Я вернулся в свой балок субботним утром ко времени шестичасовой службы. Балок был забит людьми, многие из которых пришли еще вечером, чтобы занять на этом долгом пасхальном бдении места перед алтарем. Многие из них не ушли и после субботних богослужений и оставались в часовне до самой Всенощной без единой крохи во рту, лишь бы быть поближе к алтарю. После богослужений я вновь пустился в путь, но каждые несколько часов возвращался в балок, чтобы благословить очередную партию корзин с едой, заново заполнявших мою комнатушку от стены до стены к каждому моему появлению. Я вернулся домой к одиннадцати тридцати вечера в субботу, но едва мог протиснуться к своему балку. Даже коридоры и сени были забиты; люди толпились и на улице, на ночном морозе. Места было так мало, что едва можно было двигаться, но к двенадцати ночи я был облачен – из-за тесноты я не мог поднять руки, поэтому кто-то другой вынужден был натянуть на меня облачение через голову – и готов к Мессе. Алтарь был украшен цветами и свечами; у нас был даже свой хор. Когда я начал петь торжественное начало пасхальной службы, часовня, казалось, взорвалась от музыки. Пасхальное богослужение всегда радостно, но я никогда не забуду воодушевления прихожан в ту ночь. Несмотря на усталость после двух с лишним суток, проведенных без сна, в спешке из одной части города в другую, я почувствовал внезапную бодрость и душевный подъем. Я забыл обо всем, кроме Мессы и пасхального ликования.

Толпа была так велика, что невозможно было раздать причастие, потому что никто не мог пошевелиться. Поэтому причастие пришлось раздавать после Мессы. Богослужение закончилось к трем часам ночи, но в девять часов следующего утра я все еще раздавал причастие не иссякающему потоку людей. Я слышал, как толпа верующих на улице возвращается домой на заре пасхи, и люди обращают друг к другу традиционное пасхальное приветствие: «Христос воскрес!» – а другие радостно восклицают в ответ: «Воистину воскрес!» Когда все наконец закончилось, я в одиночестве вернулся в свою комнату и сел за маленький столик в своем балке, совершенно обессиленный. И все же я был очень доволен. Я испытал радость, какую мне редко приходилось переживать прежде. Я почувствовал, что наконец-то, по произволению самого Бога, начинает сбываться моя мечта – служить Его пастве в России. «И все это, – была мысль, непрестанно проносившаяся в моем сознании, – произошло в России, в Норильске!»

Однако на следующей же неделе меня прямо с работы вызвали в КГБ. Гебист[7] времени даром не терял. Он встретил меня словами: «Владимир Мартынович, ваша миссионерская работа здесь, в Норильске, не требуется. Вам понятно?» Он строго приказал мне взять билет на ближайший рейс в Красноярск и явиться там в КГБ. «Если вы попытаетесь вернуться, вы будете арестованы и посажены в тюрьму. Здесь командую я, и это приказ». Я только смотрел на него и не говорил ни слова. Выдержав долгую паузу, он холодно сказал: «Можете идти». Однако, когда я развернулся, чтобы уйти, он добавил: «Когда возьмете билет, я лично доставлю вас в аэропорт».

Полет из Норильска в Красноярск длится долго, наверное, около четырех часов. Прежде мне никогда не приходилось летать, и, когда самолет взлетел, я испытал страх и напряжение. Я изо всех сил откинулся на спинку сидения и закрыл глаза, стараясь не шевелить ни одним мускулом; рокот моторов отдавался в моей голове, пока у меня не заложило уши, но еще сильнее мне докучало неприятное чувство в желудке. Как только я немного освоился, я стал думать о людях, которых оставил позади, и мне стало грустно оттого, что я ничего больше не могу для них сделать, разве что препоручить их Богу. Я очень старался не давать волю гневу, который сжигал меня с тех пор, как я посетил контору КГБ, и все же меня унижало то, что они могут так помыкать мною, хоть я и считаюсь свободным человеком. Как всегда, я утешал себя той мыслью, что Бог знает, что делает, и все повторял: «Да будет воля Твоя», – но мне было трудно понимать это.