Он ведёт меня - [62]
Однако в основном православные священники не позволяли представителям других конфессий приступать к таинствам крещения, Евхаристии и покаяния. В этом отношении они были довольно строги и несговорчивы. Некоторые католические священники Византийского обряда были куда более открытыми по отношению к православным верующим. Мы исповедовали их и крестили их детей, благословляли их дома, посещали их больных и хоронили мертвых. Однако такие священники были малочисленны. Православные и католические верующие обнаруживали в отношениях друг с другом больше того духа, который после II Ватиканского собора стал известен как экуменизм; но официально Церкви все еще оставались верны строгому пониманию законов, установленных в древности и предназначенных для того, чтобы защищать верующих от впадения в ересь, законов, запрещавших взаимное общение с верными других христианских конфессий. Такие законы, казалось, были мало уместны в той ситуации, которая сложилась в Сибири, и верующие почувствовали это первыми. Они хотели служить Богу и исповедовать свою веру, и в их глазах все Церкви служили одному и тому же Триединому Богу, в каждой евхаристической жертве возносились Тело и Кровь одного и того же Христа, какой бы обряд ни применялся. Они были благожелательны по отношению друг к другу, поддерживали друг друга, помогали друг другу, оповещали друг друга о том, где будет богослужение и где можно найти священника. Это они первыми последовали побуждениям Духа и сломали барьеры; за ними неохотно последовали священники.
В Сибири, как и во всем Советском Союзе, были и другие религиозные течения, в том числе процветающие. Они не строили храмов, чтобы собираться там на богослужения: им было достаточно домов, в которых они собирались по воскресеньям или в другие дни. Они не вели никакого учета своим делам и мероприятиям. Но всякий раз, когда они собирались на общую молитву и чтение Библии, они все больше сближались, и это воодушевляло их на поиски новых людей, которые хотели бы к ним примкнуть. Неформальный характер их богослужений, твердость их религиозных убеждений, спонтанность молитв давали им осознание Божественного присутствия в каждом из них и в общине верующих в целом. Их вера была сильна, они не боялись отрыто проявлять ее или говорить о ней с другими, и, казалось, их куда меньше, чем других христиан, пугали гонения или репрессии со стороны государства. Они были проклятием КГБ и Совета по делам религиозных культов, ибо отказывались бояться, и у них не было церквей, а потому нечего было конфисковать. К сожалению, зачастую ту же непримиримость они переносили и на свои отношения с христианами других конфессий; они были откровенны в своей критике официальных Церквей, прежде всего Православной и Католической. Они были убеждены в том, что только они сохранили в чистоте евангельскую весть, и видели в других христианах грешников, нуждающихся в обращении, а в священниках посланцев дьявола или великой блудницы, совращающих людей с пути истинного, и говорили об этом прямо и откровенно. Некоторые из моих самых неприятных переживаний в лагерях были связаны именно с такими людьми, и они не желали иметь со мной дело как со священником.
Тем не менее я восхищался этими людьми и прочностью их веры перед лицом непрестанной пропаганды и гонений, окружавших всех нас. Меня также часто изумляли пути Промысла Божия и таинственное действие благодати, благодаря которым вера в России выстояла, несмотря на все могущество и силу атеистической системы, которая должна была решительно уничтожить всякую религию, и даже на все чисто человеческие изъяны самих церквей. В такие минуты мне становилось ясно, сколь тщетны все попытки человека и государства уничтожить Царствие Божие. Можно закрыть церкви, посадить в тюрьмы священников и пасторов, можно даже заставить верующих и церкви враждовать между собой, но все это не уничтожит доброго семени, лежащего среди смолы и плевелов, доброго семени, которое есть Царствие Божие. Оно пребудет, как горчичное зерно, как закваска в тесте. Вера этих мужественных христиан Сибири и всей России была достаточным тому свидетельством.
Христос воистину Царь, как сказал Он Понтию Пилату, но Царство Его не от мира сего. Это Царство не противостоит советскому правительству и вообще никакому правительству; у этого Царства нет ни земель, ни домов, ни структур. Это Царство правды, любви и мира, как поет Церковь в префации к празднику Христа-Царя, Царство истины и жизни, Царство святости и благодати, которое пребывает в сердцах людей и основано на их вере и уверенности в словах Христа. «Не мир пришел Я принести, но меч», – возвещает Христос в Евангелии от Матфея, однако революция, к которой Он призывает, не призвана низвергнуть сильных мира сего; эта революция должна свершиться в сердцах людей. «Покайтесь, – говорил Он, – исправьте сердца ваши, ибо приблизилось Царствие Божие».
