Он приехал в день поминовения - [35]

Умел он и кое-что другое. Конечно, не то, чему обычно учат детей. Например, он знал почти все отцовские фокусы, и тут уж его длинные бледные руки служили ему как нельзя лучше.

— Смотри, я беру ложку. Она у меня в руке, так? Ты уверена? Ошибаешься. В руке у меня ничего нет, а ложка у тебя за спиной на кушетке.

Жиль смеялся. Щеки у него слегка разгорелись, как у детей, захваченных игрой и забывших обо всем на свете. Алиса никогда не видела его таким.

— Еще что-нибудь!

— Тогда мне нужна колода карт.

— Они в столовой, в буфете.

Пока Алиса ходила за картами, Жиль заиграл на кларнете задорный мотив, знакомый всем клоунам мира. Он чувствовал себя счастливым, и хотя в глазах у него стояли слезы, это были не слезы печали.

— Ну! Еще!

— Выбери карту. Мне не показывай. Вложи снова в колоду, стасуй. А теперь даю голову на отсечение, что выбранная тобой карта у тебя в туфле.

От восторга Алиса расцеловала мужа, набила себе рот пирожным и потребовала:

— Еще! Теперь поиграй мне на рояле.

Время от времени шквальный ветер сотрясал ставни. Неистовый прибой вздымал в гавани воду и выплескивал ее на набережные. Суда, зачаленные друг за друга, сталкивались бортами. Сгорбленные пешеходы с трудом удерживали в руках зонтики.

Целых два часа Жиль не думал ни о дяде Мовуазене, ни о тете Колетте. Он думал о родителях, о номерах, в которых ему довелось жить, и внезапно смутное воспоминание, пробудившееся в тот момент, когда он отпирал входную дверь, обрело ясность.

Маленький голландский городок, где улицы вымощены кирпичом и зачаленные одна за другую лодки качаются чуть ли не на уровне домов. Уже стемнело. Он держит мать за руку. Они заходят в колбасную, и точно так же, как в других лавках ему давали конфету, колбасница угощает его кусочком сала.

— Сыграй мне еще раз эту пьеску для кларнета, ну, ту самую…

Едва Жиль заиграл, в дверь робко постучали. Мелодия резко оборвалась. Дверь открылась, и вошла Колетта, прямо с улицы. Ее траурный костюм промок и прилип к телу, туфли и чулки были забрызганы грязью.

— Извините, — смутилась она. — Я, кажется, помешала…

— Да нет же!

— Сейчас половина восьмого, и я подумала…

— Боже мой! А я до сих пор не одета. Вы не рассердитесь на меня, мадам?.. Я даже не знаю, готов ли обед.

Уклад жизни в доме еще не устоялся. Покамест было только решено, что тетка будет спускаться к столу в полдень и вечером: Жиль чувствовал себя неловко при мысли, что Колетте придется есть одной наверху, а мадам Ренке приходить во второй половине дня и помогать прислуге.

— Раздевайтесь, тетя.

Колетта удивленно разглядывала музыкальные инструменты, карты, разбросанные по столу, шляпу-цилиндр, понадобившуюся Жилю для фокусов. На столике еще стояли пустые чашки и тарелки с пирожными. Подушки на кушетке были примяты.

— Вы в самом деле хотите, чтобы я осталась?

Она глянула на Жиля, словно желая поговорить с ним и стесняясь сделать это при Алисе.

— Сбегаю посмотрю, подан ли обед, — объявила Алиса и ринулась на кухню.

Тогда Жиль негромко осведомился:

— Вы уходили на целый день?

Это был не просто вопрос. В голосе Жиля слышался упрек за то, что тетка, не сказав ему ни слова, с раннего утра ушла из дому и допоздна где-то пропадала.

— Я ездила в Ниёль, — объяснила Колетта, снимая пальто и шляпу.

— Можно за стол, — возвестила вернувшаяся Алиса. Прислуга только что доложила ей: «Кушать подано».

Сейчас они впервые ели втроем, поскольку к завтраку Колетта не вышла. Столовая была просторней и обставлена богаче, чем на третьем этаже. На стенах висели изображения предков — графа де Вьевра конечно: Октав Мовуазен откупил у него особняк целиком, включая фамильные портреты.

— Мадам…

— Вы обещали называть меня «тетя».

— Тетя…

Алиса изо всех сил старалась держаться приветливо, и Жиль был ей благодарен за это.

— Кладите себе. Ну, пожалуйста! Мне так хочется, чтобы вы взяли первая… У вас такой вид, словно вы в эту непогоду бродили по полям.

— Я ездила в Ниёль-сюр-Мер, — повторила Колетта.

Она заколебалась, словно спрашивая у Жиля, говорить ли дальше.

— Сегодня я всю ночь думала о сейфе, — выдавила наконец она.

И Жиль объяснил жене:

— Речь идет о несгораемом шкафе в бывшей дядиной спальне. Ключ у меня, но шифр нам неизвестен.

— А что в шкафу?

— Толком никто не знает. Видимо, важные документы. Будь они у нас, мы, пожалуй, смогли бы заставить кое-кого изменить свою позицию.

— А!

Алису это не интересовало. Жиль сделал тетке знак продолжать.

— Я вспомнила, что Мовуазен почти каждую неделю брал машину и уезжал за город. Ездил с ним только Жан, его шофер, — он сейчас работает на грузовике… Я встала пораньше и спустилась в гараж, чтобы расспросить Жана. Но выбилась из сил, прежде чем вытянула из него хоть слово. Октав Мовуазен выезжал редко, машина у него была старая, семейная, да и ту он сам уже не водил, приходилось прибегать к услугам Жана. В конце концов я разузнала, что Мовуазен ездил в Ниёль к своей двоюродной сестре, которая живет в доме, где он родился…

Жиль с изумлением и восторгом смотрел на эту хрупкую женщину, проявляющую столько энергии ради спасения возлюбленного.

Значит, почти не сомневаясь, что примут ее плохо, она все-таки отправилась в Ниёль и…