Он приехал в день поминовения - [28]

Доктора Соваже уже четвертую неделю держали в тюрьме, несмотря на все попытки его адвоката добиться, чтобы врача до суда освободили из-под стражи. Вокруг его дела шла какая-то возня, которая злила и пугала Жиля своей необъяснимой таинственностью.

С течением времени интерес публики к делу отнюдь не ослабел; напротив, страсти распалялись все сильнее, и, увы, по-прежнему против врача. Теперь по воскресеньям, например, горожане совершали прогулки на набережную Урсулинок, чтобы увидеть местную достопримечательность — дом любовницы отравителя.

Словно по чьему-то тайному приказу, в оборот пускались все новые слухи, подогревавшие общественное мнение…

Наконец в левом приделе открылась дверь. Мальчик-служка в красном одеянии, накрахмаленном стихаре и грубых, подбитых гвоздями башмаках взошел на амвон и зажег две свечи. Жиль в душе надеялся, что зажгут все свечи. Правда, он сам потребовал венчанья без всякой помпы, но всего два огонька — это было слишком уж бедно.

Еще через несколько секунд служка появился снова, теперь уже предшествуя священнику. В ту же минуту из глубины церкви показался пономарь.

— Мы — первые, — прошептала Алиса, когда он поравнялся с ними.

Она ничуть не волновалась. На ней было светлое платье, сшитое на заказ в Ла-Рошели, выходное пальто, новые туфли и шляпа, тоже новая, потому что обычно она ходила с непокрытой головой. Эспри Лепар, весь в черном, с туго накрахмаленной манишкой, выглядел среди присутствующих самым важным, а жена его, маленькая разбитная толстушка, во время церемонии то и дело умиленно сморкалась.

Жиль не отрываясь смотрел на священника, бормотавшего положенные молитвы, и, неизвестно почему, думал о Колетте.

Ее самой в церкви не было. Жиль не посмел пригласить тетку, чье присутствие на свадьбе вызвало бы скандал. Не решился он и устроить свадебный завтрак на набережной Урсулинок: в этом случае ему было бы слишком больно просить ее не появляться за столом. Кроме того, тетушка Элуа отказалась встречаться с нею.

— Завтракаем у меня, — объявила она.

Тут уж запротестовал Жиль, понимая, что его будущим тестю и теще будет не по себе в доме на набережной Дюперре.

В домике Лепаров на улице Журдана было слишком тесно.

Завтрак в одном из городских ресторанов тоже исключался.

Вот почему его заказали на постоялом дворе в Энанде, в десяти километрах от Ла-Рошели.

— Согласны ли вы взять…

Жиль произнес «да» серьезно, почти печально. Алиса бросила свое «да» так, словно отпускала шутку, и тут же с улыбкой повернулась к Жилю.

— Не угодно ли дамам и господам проследовать в придел? — протараторил пономарь, и вторая пара поднялась со своих мест.

Направляясь через церковь к выходу, Жиль отметил, что на его свадьбу собралось не так уж мало народу, особенно женщин. У одной из колонн стояла на коленях мадам Ренке. Жажа незаметным жестом подбодрила его. Потом она не раз повторяла:

— Если бы ты видел, малыш, какой ты был бледный!

Жиль действительно волновался, но меньше, чем ожидал. Он твердил про себя: «Вот мы и женаты. Теперь мы — пара».

Почему он не испытывал радости? Чего ему не хватало? И почему перед глазами у него по-прежнему стояла Колетта, которая столько плакала за последние три недели и сейчас совсем одна ждет их на набережной Урсулинок?

Утром, завязывая ему галстук, она все-таки заставила себя улыбнуться.

— Поздравляю, Жиль. И от всего сердца желаю счастья.

Улыбка у нее получилась дрожащая, как солнечный свет перед ливнем. На последних словах голос у нее сорвался.

— До вечера!

Когда новобрачные подходили к дверям, Жиль услышал на улице крик и подумал, что Жажа, видимо, не напрасно предостерегала его.

На паперти толпились люди — те самые, которые не пропускают ни одного сборища. Жиль не знал, что так уж всегда бывает на свадьбах. Он решил, что они пришли сюда в пику ему. К тому же крик раздался снова.

Кричал газетчик, парень лет двадцати, который расхаживал взад и вперед, надсаживаясь во все горло:

— Покупайте «Монитёр»! Сенсационный выпуск! Врач-отравитель! Возможная эксгумация Октава Мовуазена!

Жиль остановился как вкопанный. Он искал глазами газетчика. Кто-то схватил его за рукав, он успел заметить, что это была тетушка Элуа. Жерардина втолкнула племянника в автомобиль.

В первой машине, той самой, которую Жиль купил себе зимою, уехали молодые и чета Лепаров. Боб увез на своей мать и сестер.

Вдогонку им несся крик газетчика:

— Возможная эксгумация Октава Мовуазена!

Этот завтрак заранее нагнал на всех такого страху, что Жиль предложил не устраивать его вообще.

— Невозможно! — отрезала тетушка Элуа. — Родители твоей жены решат, что мы стыдимся их… Только смотри, не упрекай меня потом. Ты сам так хотел.

Странное дело! После того как Жиль сообщил Жерардине о своем намерении жениться, тетка перешла с ним на «ты», словно этот брак укреплял узы родства, связывавшие ее с племянником.

Заговорила она с ним и о свадебном путешествии, но Жиль не решался оставить Колетту одну в такой момент.

День стоял прекрасный, солнечный, иногда тянуло теплым ветерком, предвестником весны. Машины въехали в Энанд и, одна за другой, подкатили к «Портовой гостинице».