Он говорит - [57]

А ведь нужно было только внимательнее посмотреть — да что там: вот разве дала бы мне настоящая дочь писателя Шолохова? Да ни в жизнь не дала бы! Сразу видно — аферистка».

Он говорит: «А мне позвонила как-то дочь друга моего, она на телевидении работает. Позвонила и говорит: у меня такая просьба — мы тут передачу про лысых делаем, так давайте вы в ней поучаствуете.

Ну, отвечаю, передачи — дело хорошее, да только при чём тут я?

А мы, говорит, снимаем передачу про то, что лысые люди — такие же как мы. И замолчала на минуту.

Я только открыл рот, чтобы сказать, что отец у неё куда круче, чем я. А она меня упредила и отвечает: „Папа стесняется“. „А за это, — продолжает, — я вас проведу на пароход, который по речке плавает, и там лысые встречаются. Бомонд, шампанское и баранина на шпажках“.

А у меня на заводе как раз зарплату срезали, и так это она про шпажки ввернула, что прямо саблей по горлу. Как пикой в сердце. Я хоть и какую-то простуду в себе чувствовал, но нервно сглотнул, да и поехал по адресу в назначенное время.

Ну, речной трамвайчик, а рядом толпа. Меня, значит, встретили, махнули охране, и я взобрался по трапу на борт.

А там народа видимо-невидимо. Лысых действительно много, и каждого постоянно снимают. Лысые уж какие-то умученные, и видно, что им шампанское не в радость. Вот и меня спрашивают, не имею ли, дескать, я отчаяния от жизни. „Да какое отчаяние, — отвечаю. — Что Бога гневить?“ Очень им это понравилось, и я пошёл искать бараний запах. Действительно, обнаружил буфет, но сразу же откуда-то выскочил строгий человек и говорит: „Вам туда нельзя, вам для здоровья вредно, при тех таблетках, что вы принимаете“. Я-то, конечно, вспомнил, что с утра арбидолу наелся, но какое тут препятствие, понять не могу. Да и откуда они это всё знают, ума не приложу.

Тут кораблик и причалил обратно. Причём рядом со сходнями обнаружились две скорых, куда сразу же каких-то лысых погрузили. Видать, они настойчиво шампанского требовали.

Я сошёл на набережную и в последний момент поймал какую-то распорядительную девку за рукав. Спрашиваю, когда в эфир эта передача про лысых пойдёт? Она смотрит на меня, как на барана без шпажки, и недоумевает: „Каких лысых? Мы снимаем передачу `Рак — это не приговор`“.

Перекрестился я, да и побрёл домой.

А воздух вокруг такой, будто яблочный сок.

Весна, природа, жизнь вокруг.

Хорошо».

А дальше он и говорит: «А как-то нас повезли за границу. Ну, я — руководитель делегации, у меня ещё несколько человек, всё люди солидные, крепкие хозяйственники. Однако ж эти азиаты приняли нас по высшему разряду, но поскольку я с ними был знаком, выставили нам ещё и девок местных. Я, правда, говорю: день тяжёлый был, мы с вами намучились, да и ужин обильный был, так что эти дела мне не в коня корм. Тут мне мой партнёр косоглазый хитро подмигнул и говорит: „А я вам средство верное предложу“. Что, думаю, за верное средство? Он мне флакончик показывает: „Вы, говорит, как встанет, побрызгайте этим на ваш Лотос Власти и Столб Желания, и не пожалеете о результатах“. Ну, я и решил, что уж лучше три раза получить, чем раз не попробовать, выбрал трёх самых длинных девок, и отправился к себе. Ну, в момент они меня раздели, хохочут басурманки, но я шмыг в ванную, и Лотос свой опрыскал, как велели. И, действительно, результат впечатляет, я и начал веселье. Откуда что взялось, да только через шесть часов девки и говорят: „Спасибо, господин-товарищ, у вас до трёх только оплачено, и продлять нельзя, профсоюз не велит, с этим строго“. И остался я даже в некотором недоумении.

Но на утро с этим флакончиком побежал в местную аптеку, смотрю, сличаю иероглифы. Вижу — ба! Всего по два доллара это чудо стоит! Ну, я десяток и прикупил сразу.

И надо же, сразу по приезде протрепался. Приятель мой, как про этакое волшебство услышал, так сразу затрясся. Дай, говорит, а то у меня счастье рушится, жизнь не мила и баба на сторону смотрит. Ну, дал ему флакончик. Он его одной рукой к сердцу прижал, а сам уже номер набирает.

Я на следующий день его в офисе встречаю, а он на меня волком смотрит:

— Что ж, ты, гад, не нашёл лучше способа надо мной посмеяться?

— Да ты что, — говорю, — может ты что не так сделал? Рассказывай быстро!

Тот и поведал мне скорбную историю — сделал всё как надо, подняли его трудолюбивый шлагбаум, а как начали прыскать, обкапали всю простыню чем-то чёрным и странным. А яростный лев спрятался в пещеру, и хрен его оттуда кто мог выманить.

Я побежал к себе, начал из флакончиков прыскать. И точно — везде соевый соус. Тут-то я понял, что там за всякие эксперименты с веществами — смертная казнь. Вот они во флакончик и добавили чудесного эликсира. Да поздно уж.

Одно хорошо — жене соевый соус понравился. Когда его не расточительно льёшь, а экономно в салат брызгаешь. Вкус такой необычный. Терпкий».

А потом он и говорит: «А, знаешь, я на корейском радио служил. На корейском. Хоть я корейского языка и не знаю, но там это было не нужно. Только там ведь все корейцы говорили по-русски, с разной степенью успешности. Да и корейское радио было условно корейским — вещало оно на русском языке, да и хрен поймёшь, вообще для кого вещало. На нас, что ли? На тех корейцев, что у нас тут родной язык позабыл? Не знаю, как сейчас, но у нас тогда много их, присланных с ихнего Севера, в тайге сидело — целые леспромхозы. Валили нашу тайгу и, значит, к себе в социалистическую Корею отправляли. Какая нам с этого была выгода, кроме братской дружбы и политического взаимопонимания, ума не приложу. Да я и не прилагал — работал у них на радио, что на русском языке рассказывало о хорошей жизни — что в Корее хорошей, что у нас. Моё дело было простое — смотреть, чтобы не очень смешно это в итоге выходило. А то ведь соотношение культур — вещь тонкая, не всякому доступная. Вот я в Германии служил, в нашем представительстве в аэропорту, так одна старушка из репатриированных пришла просить один билет на Люфтваффе. Смешно, конечно, а немцам, так даже и не очень смешно. Или как раз один германский человек говорил, что его соотечественники всё время падали в бассейн в каком-то мексиканском зале прилёта. Там бассейн с низким бортиком был посреди зала, у него встречи и назначали. И вот стоит себе немец-перец-колбаса, важный такой, а к нему мексиканцы бегут, раскрыв объятья. Немец один шаг назад делает, другой, — и оппаньки, уже в бассейне плавает, визитные карточки вместо утят пускает по волнам.