Он говорит - [56]

Вспомнив что-то, он рассказывает: «А я мимо Мамонтовки с тоской проезжаю. Я-то теперь в Абрамцево живу. Там у меня участок тридцать соток, дом, септик… Тот, кто септик себе отрыл, тот, почитай, на землю сел. Пока у него будочка для сранья, он гость тут, а как септик — всё. Так я о Мамонтовке: там жил наш мальчик знакомый — Коля Дмитриев. Я как-то для детей решил купить детского писателя одного пятитомник. Там смешные повести такие, но потом читаю — так это ж про нашего Колю. А Коля художник и вся родня его — художники. Женщины холсты делали, дядя красил, так он и вырос. И стало у него всё получаться, он такой был правильный, а поехал с другом, тоже мальчиком на охоту — тогда и в пятнадцать лет можно было пацану с ружьём. Дружок его в яму провалился, Коля к нему бросился, да зацепился ружьём за ветку — так и не стало Коли. А он в Мамонтовке жил, — как все мы. Голодно было, сортиры на ветру, в баню раз в две недели. А сейчас — септики и всё такое. Только Коли нету».

Он говорит: «Во время переходного периода я занимался политикой. Тогда я обнаружил, что политика построена на запоминающихся фразах.

И ещё в ту пору был у меня приятель-анархист. Тогда хлопотливый и деятельный, он, говорят, стал спокойнее — ведь с тех пор прошла целая жизнь. А было и иное время и в нём, этом времени, была у нас одна общая знакомая.

Я был влюблён в неё безнадёжной тоскливой любовью.

И вот к этой девушке анархист часто приходил в гости. И вот, однажды, наевшись борща, анархист развалился на диване и произнёс:

— Хорошо у тебя, Таня. И вообще, ты мне нравишься. Что бы нам не соединиться…

— Э-э, — отвечает она. — Я уже была замужем, и мне не понравилось.

На что он ответил:

— Да кто же говорит о замужестве?!! Я имею в виду лёгкий необременительный роман!

Мне, надо сказать, очень понравилось эта фраза, и я долго катал её на языке.

Завистливо щурился.

Лёгкий, необременительный роман…

Отчего её сказал не я?»

Или вот он говорит: «А я тогда в фаворе был, работал в администрации. У меня одних референтов штуки три было. Мы мост хотели через Амур строить, очень суетились по этому поводу, к столице нервно дышали. Вдруг нам говорят: едет к вам дочка писателя Шолохова делать фильм о вашем нелёгком труде и героической обороне. Про эту дочку Шолохова я давно слышал, и губернатор о ней что-то говорил, и прочие — она не первую неделю у нас ездила. Вызвали меня и говорят: тут дочка писателя Шолохова хочет в Китай поехать — нормальное дело, многие хотят. Прикупят всякой дряни и радостно потом в столицах ей распоряжаются. А у меня пропуск был, и с начальником заставы я на короткой ноге. Ну, пришёл я к начальству: приходит такая круглая, но видно — с бодуна. Вежливо говорю, что, дескать, „Тихий Дон“ меня перепахал, а „Судьба человека“ переменила. Слово за слово, оказалось, что она с нашими генералами накануне в бане пила. Но держится хорошо — только где-то свой паспорт оставила заграничный. Да не беда, кликнул я своих, дескать, принесите чей-нибудь паспорт, чтоб лет на сорок — принесли. Правда, какой-то страхолюдины, да и то тоже не беда — эта похмельная, та страшная. Поехали к китайцам, там стол накрыли, выпили водки китайской с едким запахом, и тут она зачем-то захотела купить китель маоцзедуновский и значок старого образца. Потому как артист Буйнов в таком кителе у них в Москве ходит туда-сюда, а всем завидно. Но оказалось — нету такого значка. Китель нашли — правда, грудь у неё с этого кителя вперёд прёт, как Амур в половодье. Узковат, стало быть, китель.

А вот значка этого старого вовсе нет. Мы в такие кварталы за этим значком лазили, что мне самому страшно стало, а ей — ничего. Правда, видно, что она уже не первую неделю пьёт. Пьёт, да помнит всё — с кем встречалась, фамилии, имена. И стало у меня сомнение закрадываться, может, это шпион какой, а не дочь писателя Шолохова. Я ей сам подливаю, а потом ещё ящик в машину взял, да как переехали границу, так у речки и присели. Слово за слово — вижу, точно — не та, за кого себя выдаёт. И съёмочная группа должна приехать вот-вот, а всё нету, и оператор один как-то на обрезе карты топчется. Укатали эту сивку наши крутые горки, начала она проговариваться, да и сама сомлела. Гладкая такая, впрочем, ухоженная. Как груша прям, и эта груша передо мной — шлёп! Ну а потом отвёз я её в гостиницу, а на утро у нас шум — сама дочка писателя Шолохова в гостях! Все вокруг неё хлопочут, как нерадивые шофёры вокруг вскипевшего уазика.

Мне Семёныч и говорит:

— У тебя к ней поход, а я хочу сфотографироваться, уж сделай ты мне такую милость.

— Нифига, говорю, Семёныч, ты с ней не снимайся, потому как она аферистка какая-то, а тебе в следующем году на выборы идти.

— Как так аферистка?

— Натурально аферистка. Это пусть губернатор с ней снимается, ему терять нечего. А ты подожди. Эти, вишь, вокруг неё пляшут, колёса на машине меняют, кормят-поют, а наше дело — сторона.

И точно — уехала она куда-то, а на следующий год Семёныч на выборах своего конкурента и ущучил — тиснул фотку, где тот с этой бабой обнимается, да она ещё в кителе чёрном, да с красным значком бывшего вероятного противника на выпуклой груди. С подписью — „Самозванцы“. Ну и понеслось.