Олимпийские игры - [18]

Скоро у входа в столовый покой собрались все, жившие в доме Арифрона: старуха ключница, повар со своими помощниками, молодые рабыни, виночерпий, агорасты — рабы, которые сопровождают хозяина на рынок и носят покупки, водонос и даже толстый привратник. Они не знали, зачем их позвали в дом, и поэтому с удивлением и страхом всматривались в лица хозяев. Только Гефест стоял, опустив, как всегда, глаза вниз.

— Мне стало известно, — начал Арифрон, — что два года назад мой младший сын едва не погиб при нападении бешеного быка.

— Узнал! Узнал! — в ужасе зашептали рабы. Некоторые, закрыв лицо руками, опустились на колени, женщины заплакали. Что сделает в гневе всемогущий хозяин? Прикажет бить плетьми? Сошлет на рудники, откуда еще никто не возвращался живым? Никогда больше не видел дневного света раб, сосланный на каторжный труд в тесных, темных подземных коридорах, где он мог передвигаться лишь ползком, подобно земляному червю. Выносили из шахт только мертвых…

Плач и стоны наполнили комнату. Гефест с недоумением взглянул на своего питомца. Почему вдруг теперь он решил рассказать об этой старой истории?

— Успокойтесь! — махнул величественно рукой Арифрон. — Я не буду никого наказывать на этот раз. В доме олимпионика должна сегодня царить только радость. Кроме того, молодой хозяин Каллий желает уплатить наш долг. Подойди сюда, Гефест.

Вздрогнув от неожиданности, педагог нерешительно сделал несколько шагов вперед.

— Ты действительно спас моего сына от смерти? — спросил Арифрон.

— Да, господин…

— Так знай же, что твой поступок не останется без достойной награды. Завтра глашатаи объявят у здания суда, у театра и у алтарей города, что Арифрон отпускает на волю своего раба Гефеста!

Педагог пошатнулся. Он с трудом перевел дыхание и, прижав руки к груди, в упор смотрел на хозяина.

— Что же ты молчишь, Гефест? Или не рад? — спросил Ариф рон.

— Не рад? — стоном вырвалось из груди педагога. Слезы выступили на его глазах, и, опустившись на колени, он коснулся лбом ног хозяина.

— Ну-ну! — милостиво потрепал его бритую голову Арифрон. — Ты всегда был хорошим рабом. А свободу я даю тебе по желанию нашего героя — Каллия… Так что благодари его!

— О нет, Гефест, — улыбаясь, возразил Каллий, прежде чем педагог успел что-либо сказать, — я был только исполнителем. Вот кто просил дать тебе свободу! — И юноша указал на бледного, взволнованного Лина.

— О молодой хозяин… молодой хозяин… — шептал Гефест. Слезы катились по его лицу, на котором никто до этого дня не видал ни малейшего волнения. Слезы невольно выступили и на глазах Лина.

— Я рад за тебя, Гефест, — с трудом произнес мальчик, — ты опять свободный человек…

— Ну, а теперь хватит, — вмешался Арифрон. — Можете все идти.

Когда потрясенный Гефест и все остальные рабы ушли, Арифрон повернулся к младшему сыну.

— Что за нелепое поведение! — недовольно сказал он. — Как можешь ты плакать из-за раба?

— У него доброе сердце, муж мой, — заступилась за мальчика Эригона.

— Сердце тут совершенно ни при чем. Я даровал рабу свободу за доблестный поступок и верную службу, хотя и заплатил за него большие деньги. Никто не посмеет сказать, что в доме Арифрона не ценят добродетели. Но чтобы из-за этого мальчик заплакал, словно женщина? Неслыханно!

— Прости ему эту ошибку, отец, — вмешался Каллий, — он еще станет таким, как должно. Ведь ты сам говорил мне, что доволен им, что он теперь ведет себя, как следует греческому юноше.

— Это правда, — успокаиваясь, сказал Арифрон и улыбнулся своему герою-сыну. — Ступайте теперь все к своим делам. Можешь идти в палестру, Лин…

Не поднимая глаз, мальчик вышел. Проводив его взглядом, Каллий тихо заметил:

— Ты не думаешь, отец, что Лину уже не нужно другого педагога?

— Да он сильно вырос. Пожалуй, достаточно будет, чтобы его сопровождал кто-нибудь из молодых рабов.

Мимо окна торопливо прошел Лин. За ним, неся копье, диск и стригил, невозмутимо, как всегда, шел Гефест…

* * *

Никто не узнал, о чем говорили Лин и Гефест, когда остались одни, да никого это и не интересовало. Женщины занимались своими делами, Каллий ушел с друзьями, а Арифрон, в сопровождении агорастов, отправился, как обычно, на рынок. Нужно было купить гораздо больше продуктов, чем всегда, потому что счастливый дом олимпионика привлекал множество гостей. Арифрон решил даже нанять особого, искусного повара, флейтистов и танцовщицу, чтобы развлекать приглашенных на вечернем пиру.

Почти три часа провел на рынке заботливый хозяин, переходя из ряда в ряд. Он выбрал самых лучших толстых угрей, упитанных кальмаров, крупных устриц, свиную тушу, несколько плетенок с сыром и множество разнообразных фруктов. Корзины агорастов становились все тяжелее. Лишь около десяти часов утра хозяин отослал покупки домой, а сам завернул к цирюльнику, в парикмахерскую, где, конечно, встретил многих своих друзей. Такие встречи в парикмахерских, в парфюмерных и других лавках были обычным времяпрепровождением афинян после рынка, потому что здесь они узнавали все новости. Особенно осведомленными считались цирюльники, которые знали решительно все!

От цирюльника Арифрон зашел в гимнасий, где его, отца олимпионика, встретили бурными приветствиями и расспросами, а оттуда — в бани, чтобы принять ванну перед обедом.