Олимпиец - [9]

Шрифт
Интервал

Ди. Держись впереди, Айк!

Томпкинс (с презрением). Как же! Он весь выдохся.

Ди. Вперёд!

Уолдер уже отстаёт от Айка Лоу лишь на десять ярдов, потом на пять; на третьем повороте они почти поравнялись. Это как бы испытание воли и выносливости — Айк стремится удержать темп, а Уолдер помешать сопернику. В эти несколько секунд решается исход забега: либо Айк Лоу сдастся, либо иссякнут силы у Уолдера. И вот расстояние между ними опять увеличивается — не потому, что Лоу ускоряет бег, а потому, что Уолдер постепенно отстаёт. На прямой Айк впереди уже на два ярда, он неуклонно уходит, и не только Ди, но и Томпкинс начинает подбадривать его… Возле финишной черты, которую он пересекает совсем измученный, страдание на его лице переплавилось в радость победы — отрыв составляет десять ярдов. Айка сразу же окружают: к нему бросается Томпкинс, кто–то накидывает полотенце на плечи; Сэм Ди перепрыгивает через оградку и прорывается к нему сквозь толпу. Кругом раздаются возгласы: «Четыре и одна. Невероятно… Это его первый забег… Первый забег на милю…»

Рядом с Айком Ди и Томпкинс походят на двух собак возле кости: Томпкинс как бы её хозяин, а Ди — чужак, на неё посягающий. Но ничего не происходит — оба после долгого молчания соглашаются на непрочное перемирие.

Томпкинс (кричит). Айк, ты пробежал за четыре и одну!

Ди. Я горжусь тобой, Айк! Больше всего я горжусь тем, что ты — на ногах (с презрением смотрит на Джека Брогана, который в изнеможении сидит на траве, утешаемый болельщиками). У настоящего чемпиона всегда остаются силы после бега.

Айк Лоу роняет голову на грудь; усталость, неимоверное напряжение сил берут своё. Когда к нему сквозь толпу протискивается Уолдер и хочет поздравить, рука Лоу вялая и безвольная. Айк лишь что–то вежливо бормочет, не поднимая глаз.

Томпкинс (с видом собственника). Хорошо, Айк, пошли в раздевалку.

Обняв Айка за плечи, он выводит его из толпы, и они направляются к выходу.

Ди (собравшись следовать за ними, говорит окружающим). Это только начало! Через месяц он выбежит из четырёх минут! Через полгода он будет в сборной! Когда я увидел его, сразу понял, что это прирождённый милевик!

Не обращая внимания на яростный взгляд Томпкинса, его молчаливую враждебность, Ди ускоряет шаги и хватает Айка за свободную руку.

Ди. Помни! Это только начало!

Через неделю после того забега меня уволили. Не помню точно из–за чего. Кажется, поспорил с мастером, тот придрался, что я слишком часто отпрашиваюсь. В любом случае я был рад. Месяц получал пособие по безработице — вот красота: ничего не делаешь, только ходишь на старую биржу труда, берешь свои денежки и прикидываешься, будто ищешь работу. В то время с работой и вправду было туго, особенно для таких, как я, без всякой профессии.

Не скажу, что я сильно огорчался, потому что больше всего мне хотелось бегать; я тренировался каждый день, то на дорожке, то в лесопарке, с Сэмом и другими его учениками, раз или два в неделю участвовал в забегах.

Сэм был очень доволен, всё шло, как он хотел. Он часто говорил: «Ты готовишься защищать честь своей страны, почему бы ей не платить тебе? У нас вообще мало чего делают для спортсменов». Но мой старик смотрел на это иначе. Сидеть на пособии по безработице он считал чем–то позорным, постыдным, оно напоминало ему о предвоенном времени. Сейчас он работал на фабричном складе, но перед войной полтора года сидел без работы. Он был доволен, что я победил в забеге на милю, но говорил: «И что тебе это даст? Ведь бег — не футбол и не бокс. Им не проживёшь». — И мама соглашалась с ним, впрочем, как всегда.

Потом я познакомил Сэма со своей семьёй. Это была его идея, он давно хотел посмотреть, как я живу. Он начал говорить в ту секунду, как вошёл, и говорил без умолку, пока не попрощался. Мои родные никогда не встречали такого человека, они слушали его с открытыми ртами.

— У вашего сына, мистер и миссис Лоу, — сказал он, — такие способности, что он может стать одним из самых знаменитых людей в мире. Он один из тех немногих избранников, которых бог наградил неповторимым талантом. Талант можно развивать, но ничто не может его заменить. Человек, наделённый таким талантом, обязан им воспользоваться.

Отец ответил:

— Так–то так, но на что он будет жить? Он ведь не устроен. Первым делом надо думать о заработке.

Сэм. В коммунистических странах большому спортсмену нечего заботиться о заработке. Там признают его значение для общества.

Папа. Да, но у нас страна не коммунистическая.

Сэм. Потому спортсмены и должны за всё бороться. Одна из свобод гарантированных демократией, — свобода бороться.

Мама. А вы–то сами хотели бы жить в одной из этих стран?

Сэм. Как человек — нет. Как тренер — да.

Папа. Так ведь в тех странах всё идёт на пропаганду, разве нет?

Сэм. Спорт — всегда пропаганда. Великие спортсмены всегда поднимают авторитет своих стран. Когда вы думаете о Великобритании, кого вспоминаете?

Мама. Уинстона Черчиля?

Сэм. Не только: Роджера Баннистера, Фреда Перри, Стенли Мэтьюза. Кто премьер–министр Австралии? Не знаете. Зато все слышали о Кене Розуолле и Гербе Эллиоте. Финляндия — страна небольшая, малоизвестная. Но во времена Пааво Нурми Финляндия прославилась.


Еще от автора Брайан Глэнвилл
Вратари — не такие как все

Вашему вниманию предлагается один из трех посвященных футболу романов Брайана Глэнвилла — «Вратари — не такие, как все» (1971). Его герой — юный голкипер Ронни Блейк — персонаж вымышленный, как и все его товарищи по клубу, да и сам клуб — «Боро Юнайтед». Но соперники «Боро» по чемпионату и Кубку Англии — реальные команды и игроки, среди которых читатели встретят хорошо, знакомых Чарльтона и Беста, Бенкса и Гривса и многих, многих других. Тем, кто помнит славные времена английского футбола, эта книга навеет немало приятных воспоминаний, болельщики молодого поколения откроют для себя много нового.


Рекомендуем почитать
Кажется Эстер

Роман, написанный на немецком языке уроженкой Киева русскоязычной писательницей Катей Петровской, вызвал широкий резонанс и был многократно премирован, в частности, за то, что автор нашла способ описать неописуемые события прошлого века (в числе которых война, Холокост и Бабий Яр) как события семейной истории и любовно сплела все, что знала о своих предках, в завораживающую повествовательную ткань. Этот роман отсылает к способу письма В. Г. Зебальда, в прозе которого, по словам исследователя, «отраженный взгляд – ответный взгляд прошлого – пересоздает смотрящего» (М.


Жар под золой

Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».


Год змеи

Проза Азада Авликулова привлекает прежде всего страстной приверженностью к проблематике сегодняшнего дня. Журналист районной газеты, часто выступавший с критическими материалами, назначается директором совхоза. О том, какую перестройку он ведет в хозяйстве, о борьбе с приписками и очковтирательством, о тех, кто стал помогать ему, видя в деятельности нового директора пути подъема экономики и культуры совхоза — роман «Год змеи».Не менее актуальны роман «Ночь перед закатом» и две повести, вошедшие в книгу.


Записки лжесвидетеля

Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.


Похмелье

Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.


Птенец

Сюрреалистический рассказ, в котором главные герои – мысли – обретают видимость и осязаемость.